Вскоре по завершении этого манёвра мы прошли над теневой стороной Арба и прекрасно видели, как Основание разгвоздило все крупные стартовые комплексы в экваториальном поясе Арба. Планета была по большей части чёрной, с прожилками и пятнышками света в населённых частях суши. Летящий гвоздь прочерчивал на этом фоне яркую черту, как будто хтонические божества, заточённые под литосферой Арба, рвутся наружу, кромсая её газовыми резаками. Когда гвоздь ударял в землю, он на мгновение гас и тут же расцветал полусферой более тёплого, красноватого света: сравнимо с ядерным взрывом, но без радиоактивности. Мы пролетели над тем самым комплексом, с которого Джезри отправился в свой первый космический полёт, и видели, как снизу на нас выдвигается оранжевый кулак. Джезри в этот момент занимался фалом, но он прервал работу на несколько минут, чтобы полюбоваться зрелищем.
Раздался механический щелчок: Арсибальт воткнул провод в гнездо на передней панели моего скафандра. Так мы теперь разговаривали. Даже ближнюю радиосвязь сочли излишне рискованной, поэтому мы соединялись проводом, скафандр со скафандром. Точно также у нас не было круглосуточной широкополосной связи с поверхностью. Вместо этого Самманн использовал устройство, проталкивающее информацию — медленно и спорадически — по узкому направленному лучу, который Геометрам не увидеть. Так что теперь если ячейка 87 что-нибудь хотела мне передать, сообщение возникало в виде текста на виртуальном экране шлема — но не сразу. Нам сказали ожидать задержек порядка двух часов. А если бы мы не подключались проводами к сетке, то вообще бы не могли ничего получить или передать.
— Танцы на проволоке, — заметил Арсибальт. Я по привычке глянул на его щиток, но увидел только искажённое отражение грибообразного облака. Поэтому я перевёл взгляд на экран посередине скафандра. Арсибальт посмотрел на Арб, затем поднял голову и встретился со мной глазами.
Мгновение я собирался с мыслями. Это был первый настоящий — то есть личный разговор за последние несколько дней. С тех самых пор, как я проглотил Большую таблетку и влез в скафандр, каждый мой вдох, каждый удар моего сердца, даже звук, с которым я пью воду, передавался куда-то в реальном времени. Я привык думать, что каждое моё слово слушают бонзы, обсуждают в комитетах, сохраняют для вечности. Не лучшие условия для искреннего или интересного разговора. Однако я очень быстро привык, что не слышу восемьдесят седьмую ячейку. А теперь у нас с Арсибальтом появилась возможность поговорить. Никто к нам не подключился, мы были одни, как если бы гуляли в страничной роще Эдхара.
Говоря о проволоке, Арсибальт играл словами: он имел в виду не столько проводящий шнур, который мы сейчас размотали, сколько канатоходцев под куполом цирка. Без страховки.
— Да, — ответил я. — Когда мы вскрывали один груз за другим, я всё ждал, что там будет...
Я чуть не сказал «какая-нибудь система торможения для входа в плотные слои атмосферы», однако здесь космический жаргон был так же неуместен, как в страничной роще.
Арсибальт закончил за меня:
— Способ вернуться.
— Да. А теперь, когда мы всё распаковали и большую часть выбросили, ясно, что здесь ничего такого нет. И не было.
Я думал об этом, глядя, как очередной гриб под нами рассеивается и бледнеет, словно рассвет, в холодных верхних слоях атмосферы.
Арсибальт подхватил оброненную мною нить разговора:
— И ты сказал себе, что посадочный аппарат за нами пришлют позже — запустят его, например, отсюда... или отсюда, — он указал сперва на гриб, над которым мы проплывали, затем на другой, вспухающий несколькими тысячами миль восточнее, — ...или оттуда, куда летит вот этот.
Арсибальт имел в виду гвоздь, только что пронесшийся в атмосфере под нами. Не знаю, куда он попал. Может быть, в ракетостроительный завод.
Разумеется, Арсибальт хотел сказать, что все мы теперь покойники — без малейшей надежды на спасение, — если не попадём на «Дабан Урнуд». Я самую малость разозлился, что он всё сообразил быстрее меня. И ещё я думал: «Ну вот, снова» — и мысленно приготовился, что следующие десять часов буду по проводку убалтывать Арсибальта, выводя его из полуистерического состояния и уговаривая глотнуть успокоительного, которое наверняка имелось в скафандре.
Ничего подобного. Арсибальт совершенно ясно увидел нашу ситуацию — яснее, чем я, — и не впал в отчаяние. Он был скорее озадачен.
— Когда нас призвали, — заметил я, — ты сказал, что есть версия, будто нас ведут в газовую камеру.
— Помню, — ответил он. — Но я представлял что-нибудь куда более простое... быстрое... экономичное.
Такую шутку мой смех бы только испортил. Я пожалел, что Джезри и Лио её не слышали. Впрочем, довольно скоро разговор заглох. Арсибальт отсоединился от меня и начал переходить от одного члена ячейки к другому, как в трапезной от стола к столу.