Анафема

Также быстро он вывел Катерину из больницы, указал на неприметную «четверку», припаркованную напротив, у хозяйственного магазина.

— Вас там ждут.

Она хотела поблагодарить проводника, но тот лишь отмахнулся:

— Торопитесь. У нас очень мало времени.

Катерина перебежала улицу, едва не попала под колеса серебристой «вольво» с московским флажком на капоте. Иномарка недовольно гуднула и умчалась.

Пытаясь унять бешено стучащее сердце, Катерина пошла шагом, несколько раз глубоко вдохнула. Когда до «четверки» оставалось несколько метров, задняя дверь машины распахнулась. Знакомый голос с акцентом сказал:

— Садитесь, Екатерина Алексеевна.

Устроившись на сиденье, она попыталась рассмотреть собеседника. Заметив любопытный взгляд в зеркале заднего вида, он нахмурился и отвернулся. Катерина только успела заметить щегольскую бородку и холодный блеск серых глаз.

«Прибалт, наверное», — подумала она.

— Вы видели дочь?

— Уверены, что это была Оксана?

— Конечно. Хотя она заметно похудела, и лицо изменилось. Бедная Ксюта!

— Выглядит она не очень, согласен. Тем скорее мы должны действовать. Сейчас она отдыхает, но скоро начнется ломка.

— Боже! Все эти… сестры!

Последнее слово Катерина произнесла с нескрываемым презрением.

— Вы принесли деньги? — спросил «прибалт».

Катерина вытащила из-за пазухи полиэтиленовый сверток, перетянутый резинкой.

— Вот.

— Покажите.

Она развернула пакет, в неясном свете весеннего утра доллары выглядели бледно-зеленой, ядовитой россыпью.

— Прекрасно. Сейчас возвращайтесь домой, никуда не уходите. Часа через три вам привезут дочь.

— Ой, я не знаю, как вас благодарить…

— Вы уже отблагодарили, — «прибалт» взял деньги, небрежно забросил их в бардачок. — Идите. Не стоит, чтобы нас долго видели вместе.

Катерина вылезла из машины, быстрым шагом, не оглядываясь, пошла к метро. К сожалению, она не обратила внимания на стоявшую неподалеку от «четверки» «шкоду», откуда за каждым ее движением следил беспристрастный объектив камеры.

В дверь позвонили только через пять часов, как Катерина вернулась домой. Она уже успела извести себя по полной программе — похищение не удалось, дочь снова под контролем секты… А может, ее просто обманули, как дурочку, решив заработать деньги на чужой беде, знают ведь, что обратиться в милицию она не сможет.

Звонок тренькнул еще раз, на этот раз — настойчиво и требовательно. Полная самых радостных надежд, она бросилась в прихожую, даже не спрашивая «кто там?», открыла замок.

На пороге стояли два милиционера и еще один в штатском — высокий, неряшливо выбритый. Он спросил:

— Смыслова Екатерина Алексеевна? Капитан Абрамов, московский уголовный розыск. Вы обвиняетесь в попытке похищения, преступном сговоре и создании организованного преступного сообщества. Прошу следовать за мной.

В милицейскую «волгу» Катерина села автоматически, почти не сознавая, что делает. Мир обернулся против нее. А она, как загнанная в колесо белка, уже не может остановиться, потому что события сами толкают ее вперед. Все быстрее и быстрее.

В кабинете следователя уже сидела Оксана и та самая рыжая девица — Ида Распе. Увидев мать, дочь словно с цепи сорвалась.

— Ты!! Ты хотела меня отравить! Я знаю! А когда не удалось — решила выкрасть! Я тебе сказала: у меня нет больше матери! А ты все никак не успокоишься! Ну ничего! Теперь тебя наконец посадят! На много-много лет посадят! Слышишь?

Оксана выглядела страшно. На губах у нее пузырилась пена, по щекам пошли красные пятна, глаза сделались совершенно безумными. Она чуть не набросилась на Катерину с кулаками, хорошо следователь с помощником успели ее удержать.

Дочь усадили на скамейку. Она тяжело дышала, с ненавистью смотрела на мать. Распе обняла Оксану за плечи:

— Тише-тише… спокойнее. Все хорошо, никто тебя здесь не обидит.

Катерина с трудом слышала, о чем они говорят. После жестоких слов дочери звенело в ушах, будто каждую фразу в нее забивали гвоздями. Последняя надежда в этом мире рухнула, и не осталось больше ничего…

Дочь вырвалась, правда, уже не с такой яростью, как только что из рук милиционеров. Гордо откинула голову и прошипела, не отрываясь глаз от Катерины:

— Ты сгниешь в тюрьме! И каждый день будешь вспоминать меня. Каждый день. Как ты выгнала меня из дому, женив на этом пошляке, как преследовала меня, травила и как пыталась выкрасть. Вспоминай, что когда-то у тебя была дочь и во что ты ее превратила. Тогда ты, может, раскаешься, хоть я в это и не верю.

Все поплыло перед глазами Катерины, и она потеряла сознание.

Следователь вел себя почти приветливо, старался не давить, даже предложил кофе. Катерина согласилась. Не то чтобы ей нравился вкус вонючей коричневой бурды, просто надо было отвлечься, что-то держать в руках. Чашку, например.

И думать только о ней. Хорошая чашка, красивая. С надписью «пей до дна, а то обижусь», наверху небольшой скол, а внутри — на полпальца от ободка — идет застарелый рыжеватый ободок. Видимо, чашку редко моют.