Опять подбираюсь к окну, стараясь не думать о снайперах и танковых пушках. Но танки молчат — там, на мосту что-то происходит. Танки разворачиваются к нам задом, стволами в глубину Кутузовского проспекта. Неужели нам подмога?
— Не стрелять! Вертолеты! «Вертушки» идут! — дублируя приказ, по подъезду разносятся радостные крики: — Наши идут!
Пара «Ми-24» с подвешенными блоками «НУРСов». Ну, сейчас они врежут! Вертолеты закладывают над домом вираж и… мимо уходят куда-то в сторону Киевского вокзала. Что они — ослепли, что ли?!! Следом, ревя, проходит вторая пара и тоже улетает вдаль. Все. Танки опять упирают в нас свои бронированные лбы. Все. Помощи не будет…
Но мы держимся, сцепив зубы, перевязывая раненых, ни на что больше не надеясь.
Обхожу своих. Трифон с Димычем сидят на пожарной лестнице, щупают стволами уходящий вниз пролет. Раздобыли где-то еще по паре магазинов — и довольны. Впрочем, у меня самого оттягивает карман пара пригоршней патронов, и еще один магазин под ремнем брюк. Окно пожарного входа глядит во внутренний дворик, а там, как ни странно, мирно пыхтит дизелек, стоит зеленая будка армейской радиостанции. Из нее выходит солдатик, не обращая внимания на сплошной стеклопад вокруг, закуривает, постояв минутку возле колеса, и деловито лезет назад в свою будочку.
Раньше не приходилось видеть действие пуль на такие толстые стеклах. В Вендорах по горсовету, в схожих обстоятельствах при штурме здания румынами, тоже били танки и пулеметы, однако там стекла вылетали сразу, через полчаса их не было уже ни в одном окне. Другое дело здесь: от первых пробоин даже крупнокалиберными пулями стекло сперва покрывается сыпью молочных трещинок, откольными пробоинами, но стоит. Стоит прочно, пока коррозия трещин не разъест его до какого-то предела, — и затем разом ухает во двор, взрываясь на земле фонтаном белой пыли и льдистым градом крупных осколков.
Взрыв оглушительной стрельбы в коридоре. Срывая с плеча автомат, выскакиваю в его черную пасть. Щупаю стволом пустоту, обдирая плечо о стену, бегу туда, где захлебывается непрерывным лаем наш пулемет, строчат автоматы и, перекрывая их, порой так же густо несется матерщина.
— Чего тут?
— Пытались прорваться. Атаковали прямо по коридору, со стороны 20-го подъезда.
— Кто, ОМОН?
— Не поймешь в темноте…
Прижимаясь к стене, подбираюсь к изгибу коридора, где лежит наш заслон. Дьявол! Ни баррикады, ни укрытия, катанут по коридору одну «лимонку» — порубят осколками всех. Однако вместо гранаты из темноты крик:
— Эй там, не стреляйте! Мы и не стреляем — патроны приходиться беречь. Отвечаем:
— Чего надо?
— Слышь, дайте раненых забрать. Раненых!
— Хрен с вами, забирайте.
— А вы стрелять не будете?
— Дурак! Мы же русские офицеры, слово даем! Забирай! Только вот что, чтоб без дураков! По двое, без оружия! Если какую подлянку задумаете, всех положим!
В коридоре на миг напряженная тишина. Слышно, как шипит сквозь зубы наш пулеметчик (пуля, щелкнув в магазин его РПК рикошетом прошила руку). Но от пулемета он не отходит — вдруг какая неожиданность.
— Ну что, будете своих забирать?
— Да!
— Первые двое, пошли!
В коридоре торопливые шаги, возня, сжатые стоны. Кого-то уволакивают… Второго, третьего… Четвертый почти не стонет.
Ну какие же сволочи кинули этих ребят — русских на русские пули. Наш пулеметчик шипит:
— Я по ногам старался… Ну, сволочи, срок придет — всем воздается по делам их.
— Ну, всех вытащили? — в ответ автоматная очередь искрами хлещет по бетону торцевой стены. Коротко и понятно… Но повторно атаковать не рискуют — обожглись. Пулеметчик просит замену: значит, не так уж легко зацепило. Похоже у парня задета кость. Выхожу из коридора и первое, что вижу, — прямо напротив его черного зева, в кресле за колонной устроился Макашов. Сидит без бронежилета, спокойный и даже какой-то сонный.
— Товарищ генерал, уйдите отсюда, пожалуйста, здесь опасно! Удивленно вскидывает на меня глаза.
— Альберт Михайлович, ведь, не дай Бог, прорвутся, первая очередь — ваша. В ответ совершенно невозмутимо:
—А вы их не пропускайте… Ну что с ним делать?!
{
На улице какое-то затишье. От колонны к колонне пробираюсь к окну. БТРы на нашей стороне реки — в ста пятидесяти метрах от подъезда окружены плотной массой людей. Танки больше не стреляют, хотя стрельба у 8-го и 20-го подъездов не стихает. По ступенькам поднимаются какие-то штатские, пригибаются, опасливо косятся на окна. Куда дураков несет?
— Начались переговоры…
{