АНАФЕМА: Свобода Воли. ТОМ 1 и ТОМ 2. (ЧАСТИ VIII и IX) (СИ)

— Ты хоть дурочка у меня, но очень добрая, Кесси, — выдохнув, её бабушка вдруг сняла лицевую пластину шлема, обнажив сморщенное старческое лицо — единственную часть её тела, что осталась почти не тронутой кибер-имплантами. Только глаза Оливии были заменены на электронные органы, однако они были полной копией оригинальных. Отчего всё лицо старухи выглядело очень натурально, — Послушай меня внимательно, — взгляд Оливии прижал Кесси к стулу, — Я никогда в этом не признавалась, но тебя я люблю больше всех из моих внуков. Ты хоть и легкомысленная девчонка, но очень добрая и заботливая, при том совершенно лишённая нездоровых политических амбиций остальных. И я не хочу, чтобы семья Шульц погубила тебя из-за своих высоких игр! Политика — это совсем не твоё, солнышко… Я умоляю тебя, просто соблазни Владимира, выйди за него замуж и живи под его защитой так счастливо, как сумеешь. Здесь я даже помочь тебе не смогу в силу обстоятельств — моё слово после моей смерти не будет стоить ровным счётом ничего! А делать ставку на лучший исход будет с нашей стороны глупо — всегда следует готовиться к худшему варианту событий. Вот почему в худшем случае он твой единственный шанс остаться живой, здоровой и даже счастливой… С твоим улучшенным телом ты подаришь ему множество прекрасных ночей и нескольких здоровых детей, а что ещё нужно, чтобы сделать мужчину старой огранки счастливым? Надеюсь, когда меня не станет, ты с моими правнуками хоть иногда будешь приходить на мой мемориал… вспоминать добрым словом ту самую жуткую Лотос.

— Бабушка Оливия…

— Тебе уже семнадцать. Не реви! — жёстко прервала она её начавшийся всхлип, — Нельзя всю жизнь оставаться ребёнком, Кесси. Жизнь взрослых рано или поздно доберётся до тебя, хочешь ты того или нет. Итак, каков твой ответ?

— Я не знаю… наверно… я согласна, — утерев слёзы, Кесси постаралась взять себя в руки. Владимир Колбин не вызывал в ней негативных чувств и даже был во многом приятен, так что согласие легко сорвалось с её пухленьких губ… Почему-то она была уверена, что говорит с бабушкой в последний раз, и спорить Кесси с ней совсем не хотелось. Всю свою жизнь она воспринимала её как нечто вечное, незыблемое как скала, стараясь не замечать тех кровавых событий, что происходили вокруг их семьи и внутри неё. И как младшей дочери ей это несомненно удавалось очень долгое время. Но как ты ни старайся закрывать глаза, реальность от этого вокруг тебя не изменится… Раз бабушка Оливия опасается за её жизнь до такой степени, что готова демонстративно выгнать из семьи, значит всякие шутки кончились!

— Ты же моя умница!… — улыбнувшись по-доброму, Оливия снова закрыла своё лицо броневой панелью, — В таком случае сейчас я выгоню тебя отсюда со скандалом — чтобы все видели и слышали. Ночью ты получишь оповещение о твоей эмансипации и отсечении от семьи. Как только ты станешь полностью совершеннолетней, я лишу тебя всяких прав на наследство, чтобы никто из твоих братьев и сестёр даже не думал избавиться от тебя! Поэтому будет лучше, если ты сейчас же уедешь к Колбину, причём на такси — не бери с собой ничего кроме одежды… вот, — на стол перед Кесси легли четыре пухлые пачки пластиковых купюр номиналом в пять тысяч долларов, — Здесь немного, всего два миллиона, но больше давать просто опасно. Они могут подумать, что ты затаилась, чтобы вернуться после…

Поднявшись из-за стола и подождав, покуда Кесси затолкает деньги в маленькую сумочку, её бабушка мягко обняла девушку напоследок.

— Держись за него что есть сил(!) — он твой единственный шанс… и прости, что так вышло! — отстранившись, Оливия ещё раз осмотрела заплаканную внучку, — И напоследок. Никто из влиятельных семей не согласился рассматривать тебя как невесту для своих сыновей и дочерей — мне пришёл сегодня последний отказ. Так что если кто-то из сильных семей будет обещать золотые горы, родство и защиту, — не верь! Тебя будут использовать! А Колбин, хоть и не обладает никаким влиянием в городе, достаточно опасен, чтобы выступить твоим щитом. А теперь приготовься и не держи на меня зла…

И после началось! Это был самый страшный разнос для Кесси, какой она помнила. Бабушка орала на неё как никогда, крыла матом, обзывала шалавой и позором семьи. И делала она это до того натурально, что когда девушку вынесло из её кабинета под шум скандала, на самой Кесси буквально лица не было. Она не видела себя со стороны, но подозревала, что выглядела в тот момент не лучше бледной смерти! Да ещё и вся зарёванная, наверняка с жуткими красными глазами и потёкшей тушью. А уж чувствовала себя Кесси столь паршиво от озвученных свидетельств её никчёмности, что не знай она о бабушкином спектакле, наверное руки бы на себя наложила от позора и обиды.

Как она добралась вчера до дома Колбиных, Кесси не помнила. Но зато она на всю жизнь запомнила обжигающие презрением и жалостью взгляды слуг, охраны и неизменную фальшивую улыбку старшей сестры, провожавшую её насмешливым взглядом из окна третьего этажа.