Анахрон. Книга первая

Заквохтала, схватила его за руку, принялась убеждать в чем-то. Видимо, в том, что это очень хорошие вещи.

И тут кобель перестал прыгать, вилять и обращать на себя внимание. Он встал посреди кухни, расставив лапы, поднял на Сигизмунда виноватые глаза и надолго пустил струю. Лужа расползалась все шире. Кобель становился все печальнее. Сигизмунд молчал. Знал за собой вину, но знал и вину кобеля. Так глядели они с кобелем друг на друга и скорбели. Ибо каждый поступил в меру своих сил и разумения.

Девка осуждающе поджала губы. Сказала что-то.

— Хундс, — пояснил Сигизмунд. — Чего с него возьмешь?

Кобель, наконец, отмучился. Попятился от гигантской лужи. Поглядел снизу вверх на Сигизмунда карим оком старого всепонимающего проворовавшегося бухгалтера-еврея. Вся скорбь мира глядела из этого ока. Пошевелил опущенным хвостом. И тихо-тихо убрался…

Ну ладно. По крайней мере, теперь можно не гулять. Сигизмунд пошел в коридор, снял куртку. Показал Лантхильде, где ведро и тряпка — пол подтереть. Та зашипела, но пол вытерла.

За мытьем рук Сигизмунд любовался на себя в зеркало. Очень был доволен. Вот и блаженную к делу приставил.

Обычно кобель выдерживал карантинный срок минут в десять, прежде чем появиться пред хозяйские очи после провинности. Но тут он робко замаячил почти сразу после того, как Лантхильда закончила приборку. Очень уж вкусно пахло.

Однако у Лантхильды он, похоже, надолго запал в немилость. Замахнулась, прикрикнула грозно:

— Хири ут!

Кобель понял. Повесив голову, смылся под сигизмундову табуретку и там затих.

Приготовленное Лантхильдой источало соблазнительные запахи. Источало оно их из гигантской латки, добытой в результате археологических изысканий. Латка принадлежала к сытной застойной эпохе, когда чугуна не жалели.

Где Лантхильда откопала сало — Сигизмунд старался не думать. В морозилке, возможно, что-то еще оставалось, мимикрически сливаясь со снежным покровом. А может, они с Мурром все подъели…

На сале был сварен горох. Не то очень густой суп, не то каша. Похлебка, словом.

Все это было густо приправлено чесноком и луком. Но посолено слабо. Почти пресно.

Сервировка тоже была знатная — две ложки. И все. Хоть бы тарелки поставила.

Сигизмунд выложил на стол купленный по дороге хлеб. Девка поглядела на хлеб, вздохнула почему-то горестно и, прижав к своему красивому свитеру, принялась резать ломтями.

Сели. Кобель под табуреткой шевельнулся и опять затих. Хотел гороха с салом.

Девкина сервировка предполагала совместное хлебание из латки. Лантхильда почему-то не начинала трапезы. Глядела на латку жадно, а на Сигизмунда жалобно и ждала чего-то. Сигизмунд, как дирижер, взмахнул ложкой и погрузил ее в горох. Лантхильда ждала. Отъел. Оказалось пресно. Встал, посолил. Отъел еще раз. А вкусно, понял вдруг Сигизмунд. Кивнул Лантхильде, промычал одобрительно.

Она рассиялась. Тоже ложкой двинула. И стали есть, черпая по очереди из латки, пока живот от сытости не надулся.

Поев, Сигизмунд неожиданно для себя шумно рыгнул. Смутился даже.

— Йаа… — удовлетворенно сказала девка. И тоже рыгнула.

Да. Багамские острова. Кокосы. Йаа…

Правду говорят, что уровень культуры определяется уровнем самого бескультурного человекоэлемента в системе.

А Сигизмунду вдруг понравилось быть самым бескультурным человекоэлементом в системе. Было в этом что-то… Сильное. Яростное. Исступленное. Можно, например, кулаком по столу стукнуть.

Взял и грохнул, аж ложка подпрыгнула. Лантхильда как-то испуганно засмеялась.

— Что? — ревущим голосом молвил Сигизмунд. — Охта? Боязно?

— Нии, — сказала девка.

Сигизмунд поковырял спичкой в зубах и капризно сказал:

— Лантхильда! Эклеров хочу!

Она молча моргала.

— Чаво-то хочу, а чаво — не знаю! Эх, Вавилу бы сюда, водки бы с ним, что ли, выпили…

— Нии, — сказала Лантхильда. — Вавила нэй…

— Сам знаю, что нэй, а все-таки…

Сигизмунд закурил. Кося на девку, медленно поднес руку к вытяжке. Включил. У Лантхильды на мгновение расширились зрачки, но с места не дернулась. Терпела, перемогая первобытный страх.

Сигизмунд выдохнул дым в сторону вытяжки. Похлопал Лантхильду по плечу.

— Ты, девка, это… нэй охта!

Он показал сигаретой на вытяжку.

— Йаа… — согласилась Лантхильда.

Кобель шумно выбрался из-под табуретки и разлегся посреди кухни. Молящий глаз на хозяина устремил — жрать хотел.

— Хири ут! — рявкнула на пса мстительная девка.

— Да ладно, ну его в задницу, — милостиво молвил Сигизмунд. — Пускай пожрет.

Лантхильда поджала губы. Мол, поступай, как знаешь.

Сигизмунд положил кобелю в миску гороха. Кобель, жлобясь и чавкая, принялся поглощать. Потом тоже рыгнул.

Выпили чаю. Побеседовали, как умели. Сигизмунд встал и тут же задел головой один из мешочков.

— Блин, понавесила!

Несколько секунд размышлял, не проявить ли деспотизм и не заставить ли девку все это снять. Потом просто отодвинул к стене.

…А готовить она умеет. Если учесть, что продуктов под рукой у нее почти и не было. Может, и не юродива вовсе, просто иностранка. Из иностранного таежного тупика.

* * *