Анахрон (книга вторая)

— Дед много чего знал, да не все нам рассказывал… В общем, он мне так сказал: гараж я вам устрою, машину туда поставлю — не Борису, так Гошке пригодится. А ты, Ангелина, приглядывай, чтобы не потравились из-за этой трубы. Запашок может пойти такой, лабораторный. В исполкоме про эту клятую трубу не знают, жаловаться бесполезно. Да и в горкоме не все в курсе. Я тебе телефончики оставлю, ежели что — позвонишь товарищам. Они все сделают. Я его спрашиваю: что ж ты, отец, на таком плохом месте гараж поставил? Он разозлился. Ты, мол, еще поучи меня! Брал, что дают. Знаешь, какое время было!

— Бред какой-то, — сказал Сигизмунд. — Труба, лабораторный запах, гараж, старые большевики… охтинский изверг…

— Какой еще изверг? — насторожилась мать.

— Да нет, это я так… — Сигизмунд подумал, что изверг с восхитительной легкостью вписывается в эту абсурдную цепочку. Семейное это у них, что ли?

— А больше дед ничего не говорил?

— Ну, сказал, если трудности возникнут по части гаража или квартиры — этим же товарищам звонить. Они устроют.

— Что за “товарищи” такие?

— Не знаю, горкомовские какие-то…

— А депутат? — спросил Сигизмунд. — Помнишь, депутат хотел наш гараж купить? Твоя работа? Или “товарищей”?

— Товарищей, — сказала мать.

— Тогда получается, что “товарищи” не горкомовские… Партия-то тогда уже того… кони двинула.

— Двинула или не двинула, а сработало. — Мать помолчала и заговорила другим тоном: — Я, Гошка, в твои дела не лезу. Ты скрытный. Весь в деда пошел. Только по-польски не говоришь.

— Аттила хайта мик Сигизмунд Борисович, — сказал Сигизмунд.

Мать покосилась на него с несчастным видом.

— Слушай, мать, а ты действительно веришь, что под гаражом проходит какая-то таинственная труба и что “товарищи” из горкома могут ее заткнуть? Может быть, это утонченное польское остроумие пана Стрыйковского?

— С депутатом-то помогли… Позвонил бы ты им, Гоша. Можешь не рассказывать мне про свою кикимору, где ты там ее подобрал и куда она сгинула.

— Она не кикимора, — сказал Сигизмунд. — Она перед иконой Божьей Матери молилась.

— Иная нечисть и к иконам нечувствительна.

— Ты еще “Вия” мне начни пересказывать. Господи, мать, как тебя в партии-то держали!

— Ты перед матерью не умничай! Мы в другое время росли! Это у вас телевизоры! А мы с шестнадцати лет у станка!.. И вот что я тебе еще скажу: дед мне велел не болтать о трубе и о прочем. Секретно это все. Можешь сколько угодно не верить — просто позвони. Сделай это для меня.

— А при чем тут гараж?.. — начал Сигизмунд и запнулся. Он вдруг понял, что связь есть. Какая-то. Сам тщился разгадать, когда чертил план двора.

— Ох, чуяло мое сердце, что добром все эти секреты не кончатся, — проговорила мать. — Позарился дед на казенное, а нам теперь расхлебывай. И ты с кикиморой этой связался. Напасть на нашу голову… Ох, Господи! Столько лет прошло… Деда уж давно нет… Думала, все грехи его замолила…

— Да подожди ты!.. То “грехи”, то “кикимора”…

— Ушла от тебя, говоришь? А ты видел, как она ушла? Может, она не ушла вовсе. Может, она под асфальтом сгинула… Город-то на болоте стоит да на костях…

Мать вручила ему конверт и отвернулась.

Сигизмунд тут же вытащил сложенный пополам листок. Пять телефонных номеров с именами-отчествами. Номера были семизначные.

— А дед у нас что, пророком был?

— В каком смысле? — напряглась мать.

— Номера-то современные. А дед когда умер?

— Не умничай. Несколько лет назад приезжал один…

— “Товарищ”, да?

— Ничего смешного. Товарищ. Александр Данилович. Привез новые номера. И раньше он раз приезжал. Когда номера меняли, в семидесятом. Дед только-только умер, и года не прошло…

— Мать, а какой он из себя? Ну, товарищ? Александр Данилович? На Меншикова похож?

Мать не поддержала шутки.

— Приличный мужчина. Он на похоронах деда был. Я его вспомнила.

— А кто он?

— Не знаю, кто он. Это дедовы дела, не мои и не твои. И не вздумай болтать. Никому. Понял? Все. Поехали. Вези меня домой. Отец заждался.

— Да позвоню я, позвоню. Только не гони волну, — сказал Сигизмунд недовольно.

* * *

Когда Сигизмунд приехал домой, настроение у него испортилось окончательно. Досадовал на деда с его тайнами, на мать с ее дурацкими суевериями, католичеством и партийной дисциплиной — на все. Под конец решил никуда не звонить и послать все подальше. Скомкал листок с телефонами и сунул кобелю в услужливо подставленную зубастую пасть. Кобель листок помусолил и выронил. Попятился, отступил на несколько шагов и залег, поглядывая на Сигизмунда печальным коричневым глазом.

— А ну тебя, — сказал Сигизмунд. Подобрал листок, расправил. Тяжко вздохнул. Права Виктория. Настоящий Генеральный Директор в подобные истории не вляпывается. Настоящий Генеральный Директор сидит в дорогом кабаке и лапает дорогих девочек. Потому что не вляпывается, мать его ети, в подобные истории, а делает деньги.

Для начала позвонил минхерц-товарищу Александру Данилычу. Этого, по крайней мере, мать видела. Во плоти.

Скрипучий старушечий голос осведомился:

— А вы Алексашу по делу или как?

— По делу, — сказал Сигизмунд.

— А вы Алексаше кто?

— Сослуживец, — соврал Сигизмунд.