«…Ой, пойдем, пойдем, пока вон тот человек к нам не привязался. Вон тот, видишь? Я его… побаиваюсь. Знаешь, он недавно решил, что он — Иисус Христос. Пришел в церковь во время службы и говорит: спокойно, мол, батюшка, все в порядке — Я пришел…»
— А тебя как зовут?
— Дима… А в последнее время… (застенчивая улыбка) …стали звать Тимом…
По соседству гуторили об ином. Человек, обличьем диковатый и причудливо сходный с вандалом, захлебываясь слюной и словами, талдычил, что вообще-то он собирается на Тибет. Через Киргизию. Сразу нашел трех попутчиков. Причем один из них на Тибете уже был…
— …Слушай, пойдем домой. Мне что-то холодно.
— Чего тебе холодно?
— Да я джинсы постирал и сразу надел.
— А зачем ты их постирал?..
— …Имя Господа Моего славить дай мне голос!
— Это ты сочинил?..
— Эй, чувачок!
Сигизмунд, завороженно слушавший эту какофоническую симфонию, не сразу сообразил, что обращаются к нему.
— Эй!
Его легонько дернули за рукав. Он обернулся. Перед ним стояла тощая девица с лихорадочно блестящими глазами. Голенастая. В вылинявших джинсах и необъятном свитере неопределенного оттенка. У нее были длинные светлые секущиеся волосы.
— Ой, феня какая классная! — сказала девица и бесцеремонно протянула руку к груди Сигизмунда. Там болталось дидисово изделие. — Можно?
Она подняла глаза. И тут он ее узнал.
— Аська?
Она замешкалась. Опустила руку. Склонила голову набок, прищурилась.
— Вообще-то меня Херонка зовут, — резковато проговорила она. — Слушай, а откуда я тебя знаю? — И уже деловито осведомилась: — Слушай, ты Джулиана знаешь?
Сигизмунд покачал головой. Это ни в малейшей степени не обескуражило Аську-Херонку.
— Может, ты Джона знаешь? Только не того, что в Москве, а нашего. С Загородного. Ну, у него еще Шэннон гитару брал, правда, плохую, за шестнадцать рублей, и струны на ней ножницами обрезал по пьяни. Не знаешь Джона?
Сигизмунд понимал, что может сейчас запросто сознаться в знакомстве с Джоном и наврать про этого Джона с три короба, и все это вранье будет проглочено, переварено и усвоено Великой Аморфной Массой «Сайгона», все это разойдется по бесконечным тусовкам и сделается частью Великой Легенды, и припишется множеству Джонов, умножая их бессмысленную славу.
Однако Сигизмунду не хотелось ничего врать Аське. Не знал он никакого Джона. И Шэннона не знал. И Джулиана — тоже.
— А Фрэнка знаешь?
— Это который с усилителем на шкафу? — сказал Сигизмунд. — Знаю.
— Во! — ужасно обрадовалась Аська. — Слушай, а вот это — «Я позывам Ярилы сердечно рад — та-та-та-та… не помню… Провоняла бромом вся страна, поверьте, это любовь» — не ты для Фрэнка сочинял?
— Нет… Слушай, мать. Угости кофейком. Я тебе феню свою подарю.
Аська нахмурилась.
— Идем.
И деловито протолкалась к одному из столиков. Приткнула Сигизмунда. И тут же напустилась на двоих, попивавших свой кофеек. Те откровенно принадлежали к разряду «посетителей». Однако случайными людьми ни в коем случае не являлись.
Один был тучен, рыжеволос и громогласен. Он что-то с жаром говорил, брызгая слюной. Второй внимал. Этот второй, плохо выбритый, исключительно патлатый, в черном костюме и галстуке — впрочем, донельзя засаленном, с криво сидящими на крупном носу очками в тонкой «золотой» оправе, напоминал гробовщика из дешевого фильма ужасов.
Сигизмунд подавился кашлем. Он узнал обоих. Рыжеволосый, несомненно, был дядя Женя. Молодой, восторженный. Все так же булькал, кипел, сипел и вкручивал.
«Гробовщик» до сих пор живет где-то неподалеку. С ним, изрядно потрепанным жизнью, Сигизмунд то и дело сталкивается в супермаркете. А в день исчезновения Лантхильды он гостил у Виктории — бродил с ней по каким-то лингвистическим дебрям.
Правильно говорят: Ленинград — город маленький. И почему это, интересно, с одними людьми по жизни сталкиваешься постоянно, а с другими — никогда? Один каррасс, как выражается старик Воннегутыч?
— Самое… — разносился знакомый голос дяди Жени. — Да что там Мадам понимает… это… у них на психфаке, самое, это…
— Слышь, Гэндальф, — наехала на «гробовщика» Аська, — денег дай.
Дядя Женя, слегка набычившись, уставился на Аську с подозрением. Гэндальф шумно обрадовался.
— Херонка! А Фрэнк электрогитару купил, знаешь?
— Усилитель, — неожиданно встрял Сигизмунд. — Большой, как слон. На шкафу лежит.
— Правда? Я не знал.
— Слушай, Гэндальф, а это — «воняет бромом вся страна» — это не ты сочинил? — спросила Аська.
Дядя Женя внезапно визгнул.
— Что?! — тоненько вскрикнул он. — Бромом? Как, как? «Воняет бромом вся, это, страна»?
— Денег дай, — вспомнила Аська.
— Слышь, Эл, — обратился к дяде Жене Гэндальф, — денег дай.
— Самое… это… — завозмущался дядя Женя, суетливо вертя головой.
— Да не жмись, завтра отдам, — наехал Гэндальф.
— Ну, самое, ну, Гэндальф, это, ну ты… и-и… точно отдашь?
— Дык. Давай-давай.