Анаконда

Характерной особенностью творческой манеры писателя в этих рассказах является бесстрастность, своеобразный «объективизм» при изображении человека, сталкивающегося с непроходимыми лесами тропиков. Кирога ни единым словом, ни единым намеком не проявляет своего «человеческого» отношения и сочувствия к страданиям созданных им персонажей. Вырывая человека из общественной среды и сталкивая его лицом к лицу с сельвой, Кирога одновременно как бы отказывает ему в праве на авторскую пристрастность. Если человек гибнет в единоборстве со стихией, то это в изображении писателя так же извечно и естественно, как гибель животных и растений в бесконечной борьбе за существование. Этот прием, придающий своеобразный, горький и даже мрачный оттенок многим произведениям Кироги, усиливает их реалистическое звучание. Тем более что уругвайский писатель с большим мастерством рисует картины дикой тропической природы, которая, выступая в качестве враждебной разрушительной силы и являясь естественным фоном для его персонажей, позволяет ему еще резче оттенить глубину их страданий.

Однако Кирога понимает, что не только сельва коверкает и губит «маленьких людей», простых тружеников латиноамериканского захолустья. Несправедливость существующих социальных отношений — другой не менее грозный враг человека. Автор рисует целую галерею образов «лишних» людей: жалких бродяг, опустившихся чиновников, спившихся интеллигентов, не нашедших себе места в так называемом «цивилизованном обществе». Это — своеобразное «дно» аргентинской провинции, люди, судьба которых применительно к особым условиям Латинской Америки нарисована Кирогой с большим реализмом. В таких рассказах, как «Менсу», «Охота за бревнами», «Пощечина», отчетливо сквозит симпатия автора к обездоленным и угнетенным и проявляется его критическое отношение к действительности. «Мои персонажи, — писал Кирога в одном из своих автобиографических рассказов, — обычно не избалованы судьбой, и многие из них, особенно герои рассказов о сельве, в жизни не знают ничего, кроме тяжелой борьбы против нищеты и стихийных сил природы».

Большой свежестью и оригинальностью отличается другая, весьма значительная часть творческого наследия писателя — его рассказы и сказки о животных. Заслуга Кироги заключается в том, что он не только впервые показал сельву без всяких экзотических прикрас, но и увидел ее глазами любознательного натуралиста.

«Сказки сельвы», переведенные почти на все европейские языки, замечательны не только своей поэтичностью, безыскусственностью, но и несомненно представляют познавательный интерес — в их основе лежат многолетние научные наблюдения автора над повадками, привычками и «темпераментом» различных представителей южноамериканской фауны.

Едва ли не самым знаменитым рассказом уругвайского автора — рассказом, название которого условно использовано для настоящего сборника, включающего лучшее, что написано Кирогой, — является «Анаконда». «Анаконда» и «Возвращение Анаконды» — единственные в своем роде произведения, где описывается жизнь огромной водоплавающей змеи, — интересны тем, что, будучи по содержанию фантастическими, они в то же время глубоко реалистичны: в них причудливо сочетаются элементы сказки и репортажа. Главные «действующие лица» — змеи наделяются способностью говорить, мыслить, и каждая из них обладает ярко очерченным характером, в зависимости от той разновидности, к которой принадлежит. Что касается фона, на котором развертывается действие «Анаконды», пейзажей, образов людей, описания работы научно-исследовательского института, — то все это яркие реалистические картины, порой заставляющие забывать о сказочности и условности сюжета. Основной конфликт произведений Кироги о сельве — столкновение Человека и Природы — решается в этой дилогии по-иному, чем в таких рассказах, как «Дикий мед», «Смерть человека» и др., ибо люди здесь не борцы-одиночки, а организованная, сознательная сила. Оба произведения пронизывает мысль о неизбежности отступления сельвы и ее обитателей перед победной поступью человека, вооруженного наукой. Одним из наиболее впечатляющих мест «Анаконды» является описание Змеиного Конгресса, в котором нетрудно усмотреть едкую сатиру на буржуазный парламент, раздираемый сословными противоречиями и предрассудками.

Обладая обширными знаниями по зоологии и богатым воображением, Кирога с большим правдоподобием показывает внутреннюю жизнь, своеобразную «психологию» четвероногих и пресмыкающихся обитателей сельвы. Писатель как бы перевоплощается в своих бессловесных героев, и сразу же окружающий мир приобретает для нас новое, «нечеловеческое» содержание: новые запахи, новые звуки, новые краски. Этот художественный прием открывает перед Кирогой большие возможности. Он придает его рассказам свежесть и занимательность, привычное и обыденное под новым углом зрения становится необыкновенным и значительным, полным скрытого смысла.