Аналитик смертей.

Он начал дергать все шкафы, но свои створки Борис держал, и он заскочил в следующий шкаф, ударился об полки, заматерился и затих, наверное, вместился. Меня разбирал дикий смех, и я еле сдерживался. Картинка нарисовалась замечательная: два нежданных посетителя сидят по разным кабинкам и ждут, когда третий озвучит свое появление Марине и уйдет, а потом они, по очереди. Интересно, какая на моей кабинке картинка, ежик или слоник? Я опять чуть не рассмеялся и начал думать о грустном. Вошел Виталик:

– Привет, красотка, чего разлеглась? Почему телефон вне доступа? Что за тазик?

– Привет, много вопросов задаешь, видишь – выживаю, отравилась чем-то, травлю в тазик.

– Понятно, срочно позвони Виктору, он ждет твоего звонка.

Марина закатила глаза, потом достала свой телефон, включила и полетели непринятые смс, «ватсапки» и телефонные звонки. Она набрала номер и ослабевшим голосом спросила:

– Дорогой, ты меня искал? Что-то случилось?

– Да, дорогая. Я задерживаюсь в командировке, а тебе нужно будет срочно слетать в наш филиал в Новосибирске и проверить документы, ты не забыла еще, что ты ведущий бухгалтер? Служебное задание оправлю тебе на почту.

– Хорошо, до завтра отлежусь и полечу. Что или кого брать с собой?

– Я закажу тебе билет, полетишь одна. Целую, выздоравливай. Почему-то Мишка, охламон, не отвечает на звонки, спит, наверное. Пока.

Виталик наконец-то ушел, у меня все тело окаменело, телефон садился, и я был на грани. Наконец соседняя дверца открылась и выплюнула содержимое. Он вышел кряхтя, еле поднялся, оказывается он сидел, скрючившись под нижней полкой. Мне в щелку все было хорошо видно. Он, скрипя и бубня себе под нос пошел в спальню к Марине.

– Что за приколы? Что ему нужно было, чуть не «спалились?»

– Мой прислал с поручением, завтра улетаю в Новосибирск. Все, давай собираться, мне еще на работу нужно съездить. Нужно кое-что доделать перед поездкой, буду трагической актрисой, больной и несчастной. Пусть я не состоявшаяся актриса, но все-же актриса. И иногда театр жизни требует больше, чем театр на сцене. Тебя по пути высажу, времени в обрез, поехали. Она быстро одевалась, и они оба спустились по лестнице, сели в машину и уехали.

Я почему-то вспомнил про бедных закрытых собак. Нужно хоть воды им налить и еды чуть-чуть дать. Телефон сел минуту назад, ноги затекли, тяжела ты доля шпионского агента. Он вышел, попрыгал, пришел в норму и пошел вниз. На кухне нашел корм и в пустую бутылку из-под минералки налил воду. Вышел, подошел к вольеру, собаки смотрели на него мирно. Он подтянул специальной выдвижной чашки, все положил, налил и задвинул назад. Собаки накинулись на воду. Остатки корма он спрятал в кусты. Потихоньку все закрыл, включил и пошел к своим получать от Лизы за долгое отсутствие. Жигуленок сиял чистотой, а внутри еще и пах кофейным освежителем. Он понял, как голоден и скомандовал ехать домой. Все молчали, видели наверное, что ему очень не просто.

Они ехали домой и молчали. Борис думал о том, что он не скажет пока Виктору про измену жены. Тот может все испортить, устраивая разборки. А ему очень нужно, чтобы брат Вована, как он его называл, не скрылся из вида, и чтобы никто ничего не знал про Михаила, и получить быстрее доступ в дом для полного осмотра. В общем проблем было много, а решение было одно, полное спокойствие с его стороны и отъезд Марины.

– Давайте остановимся у армянского кафе за поворотом. Там очень вкусные «люля-кебаб» готовят и травяной чай. Есть очень хочется. Я пробыл в доме почти 3 часа, стал, как Пиноккио деревянный.

– Почему не Буратино? – спросила Лиза, вечно ты все усложняешь.

– Потому что Пиноккио совершенствуется, проходя ужасные испытания, а Буратино только пять злотых потерял на Поле Чудес. Но у Пиноккио растет нос, когда он лжет. А это уже плохо, определяется сильно. Даже и не знаю, кого выбрать: все засмеялись.

Петрушка завернул к кафешке, они заказали еду и начали ждать. Чай принесли сразу, и Борис сразу себе налил в стакан. Он думал о том, что ему нельзя показываться в общественных местах, если кто-то узнает, будут проблемы. Поэтому Лиза сама всегда приносила еду, если было на что покупать. Но он давно не был в армянской кухне и очень

8.

соскучился. К кафе подъехал новый блестящий черный Лексус, вышел хозяин и пошел в

кафе, походка была очень знакомая, он тянул левую ногу. На гостей из жигулей внимание не обратил. Он шел, а Борис чувствовал опасность, кожей, как в былые годы. Им принесли еду, он надвинул кепку и начал есть. Когда он думал он не чувствовал еды, хоть люля были очень сочные и вкусные. Ели все молча, потом допили чай, расплатились, сели в жигули и быстро уехали. Молчание затянулось и вдруг Борис сказал: