Читаем Аналитики. Никомахова этика полностью

Но для того чтобы путем деления строить определение, нужно стараться достигнуть троякого: найти те [свойства], которые сказываются в сути [определяемой вещи]; расположить их в таком порядке, чтобы одно было на первом, [другое] – на втором месте; иметь их все. Первое из этих [условий] основывается на том, что, подобно тому как о привходящем можно вывести заключение при помощи силлогизма, что оно присуще, точно так же можно посредством рода построить [определение]. Расположение же [свойств] будет надлежащим, если берут [сначала] первое [свойство]. А первым будет то, которое следует из всех [других], но из которого все [другие] не следуют, ибо необходимо должно быть нечто такое. Если это первое найдено, то надо двигаться к нижестоящим тем же самым способом; вторым будет тогда то, что для остального есть первое, а третьим – первое для последующих. В самом деле, если исключить стоящее выше, то последующее будет первым для остального. Подобным же образом обстоит дело и со всеми другими [свойствами]. А что они суть все – это очевидно из того, что [сначала] берется на основе деления первое [свойство], например каждое живое существо есть вот это или это, присуще же вот это, а затем берется отличие этого целого и [показывают], что для последнего нет уже никакого отличия, т. е. что сразу вместе с последним отличием это [определяемое] не отличается по виду от целокупного. Ибо ясно, что здесь не добавляют больше, [чем нужно] (так как все взятые [свойства] принадлежат к сути [вещи]), и ничего не упускают, ибо иначе был бы упущен или род, или видовое отличие. В самом деле, род есть первое, и он берется вместе с видовыми отличиями; видовые же отличия имеются все налицо, ибо больше никаких других отличий, кроме них, нет, иначе последнее [целое] отличалось бы по виду, а между тем было сказано, что оно не отличается [по виду].

Искать же при этом следует, обращая внимание на подобное, т. е. на неразличимое [по виду], и прежде всего на тождественное в каждом, затем в свою очередь на другое, что хотя и принадлежит к тому же роду, что и те [вещи], и само оно одного и того же вида, но отличается от тех [вещей] [по виду]. Если же для этих вещей взято то, что есть во всех них тождественного и точно так же и для других [видов], то относительно тех и других следует снова рассматривать, нет ли у них чего-то тождественного, пока не дойдут до одного понятия. Оно-то и будет определением вещи. Если же доходят не до одного [понятия], а до двух или больше, то ясно, что искомое имело бы не одну суть, а несколько. Я имею в виду, например, если мы хотим выяснить, что такое благородство, то следует у некоторых благородных людей, которых мы знаем, посмотреть, что́ же тождественного имеется у них всех как благородных людей; например, если Алкивиад благороден или Ахилл и Аякс, то что же тождественного у них всех? То, что они не терпят бесчестья, ибо [из-за этого] один начал войну, другой был охвачен бурным гневом, третий лишил себя жизни. Затем следует обратить внимание на других [благородных], например на Лисандра или Сократа. Если же они остаются невозмутимыми и в счастье, и в несчастье, то, уловив оба [признака], я обращаю внимание на то, что есть тождественного в невозмутимости при превратностях судьбы и нетерпимости к бесчестью. Если же у них нет ничего [тождественного], то было бы два рода благородства.

Всякое же определение всегда общее, ибо врачеватель, [например], предлагает не то, что целебно для какого-нибудь глаза, а то, что целебно для всякого глаза или для определенного вида глаз. Но легче определить отдельное, чем общее. Поэтому следует от отдельного переходить к общему. Ибо одноименное скорее остается незаметным в общем, чем в неразличимом. И как в доказательствах необходимо выведение заключений, так и в определениях – ясность. А она будет, если на основании сказанного о каждом в отдельности дается отдельно определение того, что относится к каждому роду. Например, определяя сходное, берут не всякое сходное, а сходное по цвету и очертаниям; определяя «острое» – острое (высокое) в звуке. И таким именно образом следует идти дальше к общему им, стараясь избегать одноименного. И если при рассуждениях не следует прибегать к иносказаниям, то ясно, что нельзя ни давать определения с помощью иносказаний, ни давать определения того, что выражено иносказаниями. Иначе было бы необходимо при рассуждениях пользоваться иносказаниями.

Глава четырнадцатая

[Решение проблем]

Перейти на страницу:

Похожие книги

История Франции. С древнейших времен до Версальского договора
История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

Уильям Стирнс Дэвис, профессор истории Университета штата Миннесота, рассказывает в своей книге о самых главных событиях двухтысячелетней истории Франции, начиная с древних галлов и заканчивая подписанием Версальского договора в 1919 г. Благодаря своей сжатости и насыщенности информацией этот обзор многих веков жизни страны становится увлекательным экскурсом во времена антики и Средневековья, царствования Генриха IV и Людовика XIII, правления кардинала Ришелье и Людовика XIV с идеями просвещения и величайшими писателями и учеными тогдашней Франции. Революция конца XVIII в., провозглашение республики, империя Наполеона, Реставрация Бурбонов, монархия Луи-Филиппа, Вторая империя Наполеона III, снова республика и Первая мировая война… Автору не всегда удается сохранить то беспристрастие, которого обычно требуют от историка, но это лишь добавляет книге интереса, привлекая читателей, изучающих или увлекающихся историей Франции и Западной Европы в целом.

Уильям Стирнс Дэвис

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное
История Бога: 4000 лет исканий в иудаизме, христианстве и исламе
История Бога: 4000 лет исканий в иудаизме, христианстве и исламе

Откуда в нашем восприятии появилась сама идея единого Бога?Как менялись представления человека о Боге?Какими чертами наделили Его три мировые религии единобожия – иудаизм, христианство и ислам?Какое влияние оказали эти три религии друг на друга?Известный историк религии, англичанка Карен Армстронг наделена редкостными достоинствами: завидной ученостью и блистательным даром говорить просто о сложном. Она сотворила настоящее чудо: охватила в одной книге всю историю единобожия – от Авраама до наших дней, от античной философии, средневекового мистицизма, духовных исканий Возрождения и Реформации вплоть до скептицизма современной эпохи.3-е издание.

Карен Армстронг

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература