Аналитики. Никомахова этика

Вновь обратимся к добродетели, ибо ведь добродетель приблизительно так же относится к практичности, как эта последняя к изобретательности. Это не то же самое, но сродное нечто; отношение такое же, как прирожденной добродетели к совершенной. Ведь каждая добродетель всем в известном смысле кажется прирожденной. Бывают же от рождения и справедливые, и умеренные, и мужественные и тому подобные люди; тем не менее мы ищем более совершенного блага и желаем, чтобы люди овладели иным способом той же добродетелью. Дети и животные также обладают прирожденными качествами, но без разумения эти качества кажутся вредными. Настолько, кажется, дело очевидно, что, подобно тому как сильному телу, сильно движущемуся, легко подвергнуться сильному падению именно вследствие слепого движения, – то же самое возможно и здесь [в сфере духовной]. Если же присоединится разум, то деятельность выйдет иною, и душевное качество, будучи тем же самым, лишь в этом случае является совершенным. Подобно тому как рассудочная деятельность имеет два вида – изобретательность и практичность, точно так же и в этической области два вида – прирожденная добродетель и совершенная, – при этом совершенная добродетель не может возникнуть без практичности. Поэтому-то иные и утверждают, что все добродетели суть виды практичности, и Сократ в своем исследовании частью утверждал верное, частью ошибался. Он ошибался, утверждая, что все добродетели суть виды практичности, но прекрасно говорил, что они невозможны без практичности. Доказывается это тем, что теперь все желающие определить добродетель прибавляют к ней понятие прирожденного душевного свойства, говоря, с чем оно, следуя истинному разуму (ϰατὰ τòν ὀρϑòν λόγον), имеет дело; а истинен тот разум, который следует указаниям практического ума. Итак, они чают как бы, что добродетель есть подобное приобретенное душевное свойство, следующее указаниям практичности. Но определение следует несколько изменить. Добродетель не только следует истинному разуму, но она есть приобретенное душевное свойство, по существу связанное с истинным разумом (µετὰ τοῦ ὀρϑοῦ λόγου). Истинный разум в этом [то есть в практике] и есть практичность. Но Сократ полагал, что добродетели суть качества разума (ибо все они знания), мы же полагаем, что они сопряжены с разумом. Итак, ясно из сказанного, что нельзя быть вполне добродетельным без практичности, как нельзя быть практичным без этической добродетели. Но таким путем можно разрешить затруднение [которое возникло бы], если бы кто-либо стал утверждать, что добродетели друг от друга различны, ибо ведь не всякий человек от природы расположен ко всем, так что он одну может уже иметь, а другой еще нет. Это возможно относительно физических добродетелей, а невозможно относительно тех, по которым кто-либо называется безусловно хорошим. Ибо с практичностью, которая одна, соединены и все другие. Ясно, что в ней человек нуждался бы, даже если б он не имел случая осуществления, так как практичность есть добродетель одной из частей души и так как правильного намерения не может быть без практичности и без добродетели, ибо первая определяет цель, а вторая позволяет найти средства. Однако практичность не стоит выше мудрости и не принадлежит даже лучшей части души, точно так как врачебное искусство не стоит выше здоровья, ибо первое не пользуется здоровьем, а направлено лишь на восстановление здоровья, поэтому оно приказывает ради здоровья, но не здоровью. Это все равно что поставить политику выше богов, ибо она приказывает всему в государстве.

Книга седьмая [О воздержности и невоздержности § 1–11. О наслаждении и страдании § 12–15]

§ 1. После этого, избрав новую исходную точку, нам следует утверждать, что в области нравственных явлений должно избегать троякого рода вещей: порочности (ϰαϰία), невоздержности и зверства (ϑηριότης)[46]. Понятия, противоположные этим двум, ясны: одно мы называем добродетелью, а другое – воздержностью. Что же касается зверства, то противоположным ему качеством следует, скорее всего, считать добродетель, превышающую силы человека, а именно – героическую или божественную, какую приписал, например, Гомер Гектору, про которого Приам говорит, что он чрезвычайно хороший человек

                                           и не похож
На сына смертного, а скорей на сына Бога.