Читаем Аналитики. Никомахова этика полностью

§ 4. Дружественные отношения и вообще все, чем определяется дружба, как кажется, могут быть объяснены отношением человека к самому себе. Ведь, другом считают того, кто желает и делает добро, действительное или кажущееся, ради личности своего друга или того, кто желает бытия и блага другу ради него самого. Именно это чувствуют матери по отношению к своим детям и друзья, примирившиеся после незначительной ссоры. Другие называют другом того, кто живет с вами и имеет одинаковые с вами привычки и кто делит с вами радости и печали. Это определение также более всего подходит к матерям. Вот какими чертами определяют дружбу. Но все это мы встречаем в отношениях нравственного человека к самому себе и в отношениях остальных людей, поскольку они считают себя нравственными. Кажется, меркой каждого человека должно считать, как это было многократно высказано, добродетель и нравственного человека; а такой человек всегда в гармонии сам с собою, и все части его души стремятся к одному и тому же: желает он себе блага или кажущегося блага и осуществляет его. [Свойственно хорошему человеку осуществлять благо] ради самого себя; делает он это вследствие разумности, которая и составляет сущность человека. Он стремится жить и сохранить жизнь, то есть сохранить главным образом разумную часть души, ибо жизнь для нравственного человека благо. Каждый желает себе блага, но, изменившись, никто не пожелает измененному «я» всех благ. Если бог блажен, то благодаря тому, что он остается неизменным. Итак, человек по существу разумен, или же он по преимуществу таковой. Подобный нравственный человек желает проводить время сам с собою, в этом он находит наслаждение; воспоминание о прошлых делах ему приятно, также приятна надежда на будущее; подобные чувства приятны. Его разум наполнен разного рода знанием, потому-то он делит все радости и печали сам с собою, радость и печаль сопряжены у такого человека всегда с одними и теми же объектами и не меняются. Он не знает укоров совести. Нравственно совершенный человек обладает всеми описанными чертами и относится к другу как к самому себе (ибо друг – второе «я»), нечто такое называется дружбой, и друзья – те, в отношениях которых мы находим описанное. Мы теперь оставим без внимания вопрос о том, возможна ли дружба к самому себе или невозможна; допустим, однако, что во всех тех случаях мы имеем дружбу, где встречаются два или более из описанных условий, и что избыток дружбы очень похож на чувство, которое человек испытывает по отношению к себе. Эти условия, как кажется, могут найтись у всех людей, и даже у порочных, но, по всей вероятности, лишь тогда, когда люди еще нравятся себе и когда они считают себя нравственными людьми, ибо ничего подобного не окажется и не встретишь у людей совершенно порочных и преступных. Вряд ли проявятся в дурных людях эти условия, ибо они постоянно в раздоре сами с собой; они одного страстно желают и другого хотят, подобно невоздержным, ибо эти выбирают против своего убеждения не кажущееся им хорошим, а то, что им приятно, но вредно; другие, напротив, из трусости или лени не делают того, что, как они знают, им полезно. Третьи, наконец, совершив вследствие порочности много тяжких преступлений, ненавидят себя и кончают жизнь самоубийством. Порочные могут искать общества других людей, но своего собственного они избегают, ибо им приходится припоминать многое неприятное и ожидать подобного же, когда они одни сами с собою; в обществе других они забываются. Не имея в себе ничего привлекательного, они не могут и питать дружбы к себе; они не радуются себе и не печалятся о себе. Их душа в постоянном возбуждении, и, в то время как одна часть ее сожалеет о том, что ей приходится воздерживаться кое от чего, другая часть радуется этому; при этом одна часть души влечет их в одну сторону, другая в другую, как будто желая разорвать человека на части. Невозможно в одно и то же время печалиться и наслаждаться, и в таких людях печаль весьма быстро сменит испытанные наслаждения, и они станут сожалеть о том, что они наслаждались подобным образом; поэтому-то порочных людей гнетет раскаяние. Итак, порочный человек не может быть расположен сам к себе в силу того, что он не имеет ничего привлекательного. Но если подобное состояние чрезвычайно печально, то следует всеми силами избегать порока и стараться быть нравственным. Таким путем можно стать привлекательным самому себе и другом другого.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История Франции. С древнейших времен до Версальского договора
История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

Уильям Стирнс Дэвис, профессор истории Университета штата Миннесота, рассказывает в своей книге о самых главных событиях двухтысячелетней истории Франции, начиная с древних галлов и заканчивая подписанием Версальского договора в 1919 г. Благодаря своей сжатости и насыщенности информацией этот обзор многих веков жизни страны становится увлекательным экскурсом во времена антики и Средневековья, царствования Генриха IV и Людовика XIII, правления кардинала Ришелье и Людовика XIV с идеями просвещения и величайшими писателями и учеными тогдашней Франции. Революция конца XVIII в., провозглашение республики, империя Наполеона, Реставрация Бурбонов, монархия Луи-Филиппа, Вторая империя Наполеона III, снова республика и Первая мировая война… Автору не всегда удается сохранить то беспристрастие, которого обычно требуют от историка, но это лишь добавляет книге интереса, привлекая читателей, изучающих или увлекающихся историей Франции и Западной Европы в целом.

Уильям Стирнс Дэвис

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное
Психология подросткового и юношеского возраста
Психология подросткового и юношеского возраста

Предлагаемое учебное пособие объективно отражает современный мировой уровень развития психологии пубертатного возраста – одного из сложнейших и социально значимых разделов возрастной психологии. Превращение ребенка во взрослого – сложный и драматический процесс, на ход которого влияет огромное количество разнообразных факторов: от генетики и физиологии до политики и экологии. Эта книга, выдержавшая за рубежом двенадцать изданий, дает в распоряжение отечественного читателя огромный теоретический, экспериментальный и методологический материал, наработанный западной психологией, медициной, социологией и антропологией, в талантливом и стройном изложении Филипа Райса и Ким Долджин, лучших представителей американской гуманитарной науки.Рекомендуется студентам гуманитарных специальностей, психологам, педагогам, социологам, юристам и социальным работникам. Перевод: Ю. Мирончик, В. Квиткевич

Ким Долджин , Филип Райс

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Психология / Образование и наука