Аналитики. Никомахова этика

С другой стороны, кажется нелепым наделять блаженного всякого рода благами, но не наделить его друзьями, которых должно считать величайшим из внешних благ. Если другу более свойственно делать благодеяния, чем получать их, и если свойственно хорошему человеку и добродетели делать добро, и если, наконец, прекраснее делать добро друзьям, чем чужим, то нравственный человек будет нуждаться в людях, которым он мог бы оказывать благодеяния. Поэтому-то и поднимают вопрос, нуждаются ли люди в друзьях более в несчастных или счастливых обстоятельствах, так как человек не только нуждается в несчастье в благодетелях, но в счастье нуждается в людях, которым он мог бы оказывать благодеяния. Сверх того, нелепо было бы делать блаженного аскетом. Никто не согласился бы владеть всеми благами мира, если ему не с кем поделиться ими. Человек – общественное животное и по природе создан к сожитию с другими. Это же следует сказать и о блаженном, так как он по природе владеет всеми благами. Ясно также, что лучше жить с друзьями и с нравственными людьми, чем с чужими или с кем попало. Итак, блаженный нуждается в друзьях. Но что же в таком случае говорят первые[58] и что в их мнении истинного? Или, может быть, они, как большинство людей, разумеют под именем друзей людей полезных? В таких людях счастливый не будет нуждаться, так как он владеет всеми благами. И в приятных он не будет вовсе нуждаться или лишь очень немного, так как жизнь его приятна и вовсе не нуждается в каком-либо добавочном наслаждении, а так как он не нуждается в подобного рода друзьях, то и кажется, что он вовсе не нуждается в друзьях, но это вряд ли справедливо. В самом начале было сказано, что блаженство есть известного рода энергия, энергия же, очевидно, видоизменяется, а не есть нечто покоящееся, подобно имуществу. Итак, если блаженство состоит в деятельной жизни, и если деятельность хорошего человека сама по себе превосходна и приятна, как было сказано, и если к числу приятных вещей принадлежит осуществление того, что свойственно каждому, и если, наконец, мы лучше судим о ближних и их действиях, то действия хороших людей, наших друзей, должны быть нам приятны, если мы хорошие люди. В таком случае обе стороны получают то, что по своей природе приятно. Итак, блаженный нуждается в подобного рода друзьях, если он желает созерцать прекрасные действия, которые свойственны ему, а именно таковы действия хорошего друга. Далее, ведь полагают же, что блаженный должен вести приятную жизнь, а жизнь аскета тягостна, ибо нелегко быть постоянно деятельным самому по себе, в то время как деятельность сообща с другими и для других легка. Итак, подобная деятельность, будучи сама по себе приятной, станет постоянной, а постоянность – признак блаженного. Нравственный человек, поскольку он таков, наслаждается добродетельными действиями, в то время как действия, имеющие своим источником зло, его оскорбляют, подобно тому как музыкальный человек наслаждается прекрасными мелодиями, а плохие причиняют ему страдания. Далее, общение с хорошими людьми доставляет нам возможность упражняться в добродетельных действиях, как говорит Феогнид. Хороший человек должен быть желанным другом хорошему же, это, как кажется, заключено в природе самих вещей, ибо, как было уже сказано, благо по природе и есть благо хорошего человека, и оно-то само по себе приятно. Жизнь животных определяется ощущениями, жизнь людей – ощущениями и мышлением. Возможность становится действительностью, а в ней и заключается принцип жизни, следовательно, жизнь заключается в ощущениях и в мышлении. Но жизнь есть благо само по себе, так как она – нечто определенное, а определенность свойственна благу. Благо по своей природе в то же время благо для нравственного человека, поэтому-то жизнь должна быть приятна всем. Конечно, не должно приводить в пример дурную и развратную жизнь или жизнь, полную страданий, ибо такая жизнь неопределенна, как неопределенно и все, вошедшее в состав ее. Это станет ясно из того, что нами впоследствии будет сказано о страдании. Итак, если жизнь сама по себе благо и наслаждение (как это следует из того, что все люди желают жить, а в особенности нравственные и блаженные люди, так как жизнь их наиболее желанная и счастливая), если человек в то время, когда он смотрит, и в то время, когда слушает, сознает свое слушание, а идущий сознает, что он идет, и, вообще говоря, в нас есть всегда нечто, сознающее нашу деятельность, то можно сказать, что мы сознаем и мыслим то, что мы мыслим. Но с сознанием нашего сознания и мышления сопряжено и сознание нашего бытия, ибо бытие и заключается в ощущении и в мышлении. Сознание жизни само по себе приятно, ибо жизнь по природе – благо, а сознание содержащегося в ней блага должно составлять наслаждение. Итак, жизнь желательна, и в особенности желательна хорошим людям, так как бытие для них – благо и наслаждение, ощущая в себе благо само по себе, они наслаждаются этим. Но нравственно совершенный человек относится к себе самому так же, как к своему другу, так как друг – его второе «я». Итак, собственно бытие каждого желательно ему настолько же или приблизительно настолько же, насколько и бытие друга. Но бытие ему желательно потому, что он сознает себя хорошим, – ощущение, приятное само по себе, он должен иметь сродное ощущение о бытии друга, а таковое возникает в нем благодаря жизни вместе и благодаря общению мыслями и идеями, ибо в этом значении употребляется слово «общение» по отношению к людям, но не в том, в котором про стадо говорится, что оно пасется вместе на одном поле. Итак, если бытие для счастливого человека желательно само по себе, так как оно по природе благо и доставляет наслаждение, и если для него почти в той же мере желательно и бытие друга, то, значит, и друг будет принадлежать к числу желанных объектов; а что для блаженного желательно, тем он должен обладать, ибо в противном случае блаженство было бы не полно. Следовательно, блаженный нуждается в совершенных друзьях.