Анализ фреймов. Эссе об организации повседневного опыта

Статья Шютца (и его наследие в целом) привлекла внимание этносоциологов благодаря Гарольду Гарфинкелю[95], который развил тезис о множественности реальностей и продолжил (по крайней мере, в своих ранних работах) искать правила, по которым можно было бы порождать «миры» с определенными характеристиками. Предполагалось, что спроектированная в соответствии с надлежащим техническим заданием механика будет способна изготовить реальность на заказ. Концептуальная привлекательность этой идеи очевидна. Игра наподобие шахмат открывает для тех, кто умеет играть, обитаемую вселенную, некую плоскость бытия, состав исполнителей с неограниченным, казалось бы, числом ситуаций и ходов. При этом игра почти полностью сводится к небольшому набору взаимозависимых правил и практик. Если смыслы повседневной деятельности так же укладываются в ограниченный набор правил, то их экспликация дала бы могучее средство для анализа социальной жизни. Например, тогда можно было бы обнаружить (вслед за Гарфинкелем), что смысл некоторых отклоняющихся действий состоит в том, чтобы нарушить вразумительность происходящего и таким образом породить всеобщий хаос. Открытие емких конститутивных правил повседневного поведения в социологии было бы равнозначно алхимическому действу — пресуществлению материала обыденной социальной деятельности в проницательное научное исследование. Можно добавить, что, хотя Джемс и Шютц убедительно доказывают, что «мир» снов организован иначе, чем мир повседневного опыта, их рассуждения о многообразии миров, о том, можно ли рассматривать повседневную, «бодрствующую» жизнь только как специфический план бытия, связанный с порождением правил, и можно ли вообще рассматривать повседневную жизнь как нечто определенное, представляются весьма сомнительными. Не было достигнуто и существенного продвижения в описании конституивных правил повседневности[96]. Здесь мы сталкиваемся с методологическим затруднением: объявление конституивных правил напоминает бесконечную игру с участием неопределенного количества игроков. Игроки обычно вступают с пятью-десятью правилами (так собираюсь сделать и я), но нет никаких оснований считать, что другие игроки не будут руководствоваться тысячей дополнительных допущений. Более того, Джемс и Шютц забывают пояснить, что повседневность заключается не в том, что индивид ощущает как реальность, а в том, что завладевает им, поглощает и увлекает его; события повседневности можно считать реальными и одновременно нереальными. Обнаруживается структурное сходство между миром повседневности — забудем на время о невозможности создать сколь-нибудь полный каталог миров — и различными иллюзорными «мирами». Однако нет способа узнать, как это сходство способно изменить наш взгляд на повседневную жизнь.

Интерес к направлению Джемса-Шютца недавно пробудился среди тех, кто никоим образом не был связан с феноменологической традицией. Это, в частности, создатели так называемого «театра абсурда», наиболее ярко представленного в аналитических драмах Луиджи Пиранделло. Грегори Бейтсон[97] в своей статье «Теория игры и фантазия»[98] прямо ставит вопрос о несерьезности и серьезности и показывает, насколько поразителен опыт хотя бы в том, что какая-нибудь частичка серьезного может использоваться в качестве основы для «сборки» несерьезных вариантов того же самого, а иногда вовсе невозможно узнать, что это: розыгрыш или реальность. Бейтсон предложил собственную интерпретацию известного понятия «заключение в скобки» (bracketing) и предположил, что индивиды могут умышленно создавать смешение фреймов (framing confusion) у тех, с кем они имеют дело. Именно в этой статье Бейтсон использует понятие «фрейм» приблизительно в том же смысле, в котором я намерен его исследовать[99]. Аналогичным образом Джон Остин вслед за Людвигом Витгенштейном[100] предположил, что считающееся «реально происходящим» имеет достаточно сложную природу, хотя индивид может воображать что угодно, в этом случае вернее утверждать, что он просто воображает[101]. Необходимо сослаться также на работы ученика Дж. Остина, Д.С. Швейдера, в частности на его превосходную книгу «Стратификация поведения»[102]. Следует указать разработки исследователей, изучающих обман, хитрость, подлог и другие «оптические» эффекты, а также работы тех, кто изучает «стратегическое взаимодействие», включая и то, как сокрытие и обнаружение мотивов включаются участвующими сторонами в определение ситуации. Исключительно полезна статья Бэрни Глейзера и Ансельма Стросса «Контексты осознания и социальное взаимодействие»[103]. Отметим также современные лингвистические исследования, ориентированные на применение понятия «кода» как механизма, задающего образцы распознавания определенного класса событий.