Важнее здесь то, что декларации о своих внутренних состояниях не занимают большую часть времени, затрачиваемого на разговоры. И не так много времени человек тратит на произнесение приказов, объявление решений, отклонение предложений и т. п. А когда любая из этих возможностей осуществляется, часто это происходит не прямо, но через посредство чего-то еще; она, конечно, дает результат, но этот результат почти ничего не говорит о деталях связанного с ним фрагмента деятельности. На вопрос можно утвердительно ответить кивком, односложным замечанием, прибауткой или анекдотом, но эта исполнительская функция мало что сообщает нам о структуре изречений или анекдотов. О каком-то отрезке речи часто без ошибки можно сказать, что он передает смысл высказываний типа «да», «нет», «может быть», «осторожно», но каковы форма и характер средств, передающих содержание наших мыслей?
Как будет подробно рассмотрено ниже, человек использует большую часть разговорного действия для доказательства справедливости или несправедливости ситуации, в которой он находится, а также на снабжение других мотивами и поводами для выражения сочувствия: одобрения, оправдания или удивления. А его слушатели в первую очередь обязаны выражать нечто вроде оценки, какую выражает публика, присутствующая на спектакле. Они должны быть взволнованы ровно настолько, чтобы проявлять признаки взволнованности, но не действовать.
Деятельность говорящего обычно в том и заключается, чтобы представлять слушателям некую версию произошедшего с ним события. Даже если его сознательная цель — бесстрастно представить факты, в каком-то существенном смысле используемые для этого средства могут быть поистине театральными, и не потому, что говорящий обязательно все преувеличивает или следует некоему сценарию, а потому, что ему, по всей вероятности, приходится заниматься чем-то вроде драматургии фактов, пуская в ход все свое искусство инсценировки, чтобы воспроизвести эпизод,
Еще раз отмечу важное обстоятельство. Рассказ или анекдот, то есть некое «повторное проигрывание» (replaying) с помощью слов, — это не просто сообщение о прошедшем событии. В самом полном смысле это устное заявление, исходящее от фактического или потенциального участника, строится так, словно развитие описываемого события и рассказ о нем совпадают во временном и драматургическом планах. Тем самым повторное проигрывание дает слушателям возможность погружаться в рассказ, переживая то, что случилось с другим человеком. Иными словами, повторное проигрывание в виде пересказа подробно знакомит с личным опытом говорящего, а не просто сообщает о событии.
Свойство повторного проигрывания, характерное для большинства неформальных разговоров, легко может остаться незамеченным, так как краткие высказывания могут слепо приниматься на веру. Казалось бы, описание длительного происшествия, исходящее из уст опытного рассказчика, без труда можно распознать как повторное проигрывание, однако лингвисты сдержанно относятся к оценке многословных историй, излагаемых второпях и к тому же без особых притязаний воздействовать на слушателей. И все же, если длинные истории поставляют примеры повторных проигрываний, то для этого пригодны и совсем короткие истории.
Например, сообщение о событии: «Вон там была лодка, но накатила большая волна и унесла ее»
.Или об условном событии: «Вон та лодка Одна большая волна — и ее может унести»
.Или о будущем событии (такие истории можно назвать «упреждающими играми»): «Вон та лодка. Одна большая волна — и ее унесет»
.Или о реальном событии, которое происходит