Анализ личности

При изучении так называемого генитального характера, который не страдает ни от какого застоя возбуждения, возникает вопрос, может ли он создать мышечный панцирь. Это было бы аргументом против моего тезиса о том, что в основном панцирь характера идентичен с мышечным панцирем. Исследование людей с подобным типом характера показывает, что они тоже могут формировать панцирь, что они тоже способны скрыться от неудовольствия и избавиться от страха через затвердевание периферии. В этом случае, однако, существует большая строгость в поведении и выражении лица. При таких условиях сексуальное возбуждение и способность к сексуальному наслаждению подвергаются негативному воздействию. Работа, которая обычно выполняется без усилий и с явным чувством удовольствия, заменяется на механический, безрадостный труд. Поэтому удовлетворяющая человека сексуальная жизнь создает лучшую структурную основу для продуктивного достижения. Разница между панцирем невротичного характера и панцирем генитального характера заключается в том, что в первом случае мускульная ригидность - хроническая и автоматическая, в то время как во втором она может быть использована, а может быть и не использована, в зависимости от обстоятельств.*

Следующий пример проиллюстрирует функциональную связь между установкой характера, с одной стороны, и мускульным напряжением и вегетативным возбуждением - с другой. Во время проведения анализа пациент отличался поверхностной коммуникацией: сам пациент считал все сказанное им <пустой болтовней>, даже когда он обсуждал самые серьезные вопросы. Вскоре выяснилось, что эта поверхностность стала центральным сопротивлением характера. Анализ показал, что <болтовня> и <поверхностность> представляли идентификацию с его мачехой, обладающей этими же чертами характера. Эта идентификация с образом мачехи содержала пассивно-женственное отношение к отцу; а болтовня была попыткой приручить гомосексуальный объект, для того чтобы забавлять его, ласкать его, как если бы он был животным, причем это функционировало как замещающий контакт, так как во время идентификации с образом мачехи у пациента не было никаких отношений со своим отцом. Он чувствовал отчужденность от него, и это не проявилось почти до самого конца анализа. Подавление сильной агрессии в отношении отца лежит в корне этой отчужденности и поддерживает ее. Следовательно, болтовня была также выражением пассивно-женственного задабривания (вегетативная функция), отражения агрессивных тенденций (функция панциря) и компенсации бесконтактности. Психическое содержание проявлялось примерно следующим образом: <Я хочу и должен склонить отца на свою сторону, я должен нравиться ему и забавлять его; но мне совершенно не нравится это делать; мне не нравятся его крики - я ненавижу его очень глубоко>. Эти психические установки определяли неуклюжесть и мускульную ригидность пациента. Он лежал одеревеневший, как доска, жесткий и неподвижный. Было ясно, что любое аналитическое усилие будет безнадежным, пока не ослаблен мускульный панцирь. Хотя пациент производил впечатление испуганного человека, он говорил, что и не думает о каком-либо страхе. В дополнение к вышеописанным признакам, пациент проявлял выраженное состояние деперсонализации и чувствовал себя безжизненным. Его чрезвычайно интересные детские переживания были не важны сами по себе, так же как и их связи с его невротическими симптомами; в этот момент нас интересовала исключительно их связь с этим панцирем. Передо мной стояла задача разрушения этого панциря, извлечения из него детских переживаний, а также блокированных вегетативных возбуждений.

* С точки зрения сексуальной экономики, неважно, что биопсихическая энергия связана-, важна форма, в которой это связывание имеет место, ограничивает ли она пригодность энергии. Целью ментальной гигиены не может быть блокирование способности характера к формированию панциря: ее цель заключается лишь в том. чтобы гарантировать свободную подвижность вегетативной энергии, то есть гарантировать гибкость панциря.