Заполнять адрес на конверте их учила Полина Степановна, целый урок на это ушёл, и Эркин чувствовал себя очень уверенно.
— Великая Равнина, — шёпотом говорил Маленький Филин, с уважением глядя на получавшиеся у Эркина ровные буквы. — Союз шеванезов, род Оленя, стойбище у Голубого Камня. Всё.
— А кому?
Имя надо было писать уже не в переводе. Эркин несколько раз переспрашивал и даже для пробы написал на том же исчёрканном листке у чернильницы, чтобы на конверте вышло без помарок.
— Всё? — обрадовался Маленький Филин.
— Нет, обратный адрес нужен. Ты же будешь ответа ждать.
Маленький Филин неуверенно кивнул. Эркин быстро уверенно написал внизу: Россия, Ижорский Пояс, Загорье.
— Ты где живёшь? Улицу и номер дома надо.
— Мы в бараке. Глухов тупик, а номеров там нет.
— Так и написать, что барак?
— Ну да. А комната наша третья.
— Ага, написал. А имя твоё я по-русски напишу, а то не дойдёт.
— Ладно.
Когда Эркин закончил писать, Маленький Филин достал из-за пазухи лист бумаги, и Эркин изумился, увидев вместо букв непонятные значки и рисунки.
— Это у вас такое письмо?
— Да нет, — смутился Маленький Филин. — Я… я деду пишу, он грамоты совсем не знает. А это он поймёт.
Лист пришлось сложить в восемь раз, чтобы поместился в конверт. Письмо получилось толстым и тяжёлым, так что пришлось ещё на рубль марок докупать.
— Уфф! — выдохнул, выйдя на улицу, Маленький Филин. — Сделал!
Эркин кивнул.
— Слушай, а… шауни — это язык?
— Ну да. Нас, шеванезов, ещё и так называют. Ну, — Маленький Филин смущённо поддал носком запылённого ботинка камушек, — ну, я в школу-то ходил, но недолго.
— Запретили? — живо спросил Эркин.
— Надоело. — отрезал Маленький Филин. — Да и не нужна эта грамота на фиг.
У Эркина завертелось на языке, что чего ж тогда искал, кто бы адрес на конверте надписал, но сдержался. Но Маленький Филин понял несказанное и распрощался.
Поглядев на часы, Эркин заспешил домой. Тогда, в свой первый загорский день, они тоже шли по Цветочной, засыпанной снегом и очень тихой. А сейчас из-за заборов свисают и топорщатся белые и лиловые кисти сирени, птицы вовсю поют, дети кричат и смеются… Цветочная походила на улицу в Старом городе, только огородов тут не было и скотину не держали, разве только у кого поросёнок, скажем, в сараюшке, ну, и куры с кроликами. Но на улицу их не выпускали.
У одного из домов Эркин замедлил шаг, невольно залюбовавшись огромными и словно мохнатыми гроздьями сирени. Остановился, вдохнув сладковатый, но не приторный запах.
— Нравится? — окликнула его с крыльца женщина в круглых очках с полуседыми, собранными в небрежный пучок волосами.
— Да, — улыбнулся Эркин. — Я никогда не видел такой.
Она тоже улыбнулась и, спустившись с крыльца, подошла к кусту, у которого по ту сторону реечного заборчика остановился Эркин.
— Это персидская.
Она стянула перепачканную землёй, когда-то белую нитяную перчатку и подставила руку. Цветочная гроздь доверчиво легла на желтоватую бугорчатую ладонь.
— Я во «Флоре» саженец брала. Три года уже ей, — пытливо посмотрела на Эркина. — Любишь цветы?
Он кивнул?
— А растишь?
— На подоконнике, — рассмеялся Эркин. — Фиалка и хризантемы. Они уже засыпают на лето.
— Понимаешь, — кивнула она. — Во «Флоре» тоже брал?
— В магазине. А фиалку подарили.
Она снова кивнула.
— Фиалке тоже отдыхать надо.
И вдруг, вынув из кармана линялого фартука необычный кривой нож, она точным сильным движением отсекла ветку, одна из кистей которой лежала на её ладони, и протянула Эркину.
— Держи.
— Мне? — растерялся он. — Но… но почему?
— Потому!
Она теми же точными ударами отрезала ему ещё ветку белой и ветку малиновой сирени.
— Вот, держи. Дома листья лишние оборвёшь, стебли рассеки и воду не меня, а подливай. Долго простоят. Понял?
— Да, — кивнул он. — Спасибо. Но…
— Бери-бери, — улыбнулась она. — Подаришь, — и вздохнула. — Есть кому дарить?
— Да, — сразу улыбнулся Эркин. — Есть, конечно, есть. Спасибо большое.
— Счастливо.
Она взмахнула рукой, сразу и прощаясь, и будто отталкивая его. Эркин понял, что надо уйти и что если он только заикнётся о деньгах, то всё непоправимо рухнет.
Эркин шёл теперь быстро, бережно неся огромный — он боялся его взять плотнее, чтобы не помять грозди — душистый букет. Жене понравится, она любит цветы. И даром. Ведь наверняка такой букетище и стоит… соответственно. Но… но он обязательно зайдёт к ней, забор там, дрова, наверняка найдётся, что нужно сделать, мужской работы по дому и саду всегда полно. К тебе по-человечески, ну, так и ты будь человеком.
Листва на берёзах ещё лоснилась, и тень полупрозрачная, но трава между стволами уже крепкая. Как всё в один день зазеленело, прямо удивительно. Ещё на подходе к оврагу он услышал детский весёлый гомон, а, когда вышел на кромку, то его сразу оглушило:
— Э-э-эри-и-ик!