Аналогичный мир - 3 (СИ)

К этому вопросу Андрей не готовился и на секунду растерялся. Ванин — это комендант? Значит, позвонил сюда, а здесь он про брата сам сказал, чёрт, что же делать? Не знаешь, что врать, говори правду. Или молчи. Отмолчаться не удастся. Значит, правду. Или полуправду.

— По привычке. Мы там, — он взмахом головы указал куда-то за стену, — скрывали, что браться.

Понимающие кивки, улыбки. Сошло.

— Ну, раз и с работой, и с жильём улажено, то давай и ссуду оформим.

Андрей заинтересованно кивнул. И сколько же ему отвалят? И удивлённо приоткрыл рот, увидев, какие цифры выписывают в ведомости. И только безмолвно кивал на предостережения о последствиях неразумных трат и обещаниях проверок.

И на улицу он вышел в том же обалдении. Это ж… ну, ни хрена себе… Ну… ну, живём! И как комитетские не боятся такие деньжищи у себя держать? Хотя… хотя не каждый же день приезжают, и должно быть заранее известно, когда и сколько, а там… А там не твои проблемы, Андрей Фёдорович, не суй нос в чужие дела, до крови прищемят. Но то-то, не сильно, но заметно, что при оружии все.

Деньги он спрятал в сумку: пачки-то увесистые, побольше той, премиальной за выпас. А о других виденных им пачках в банковских бумажках, как их, да, бандеролях, он предпочитал не вспоминать. На вокзальных часах три. Ещё два часа. И Андрей отправился на поиски подходящего заведения, чтобы без помех, спокойно и не слишком дорого поесть. А то голова кругом, а жратва — она успокаивает.

Здешние кафе назывались трактирами, Андрей это ещё по Иванькову заметил и, найдя подходящее внешне заведение, смело толкнул дверь.

Полутемно, но не сумрачно, стояка с кипящим самоваром в половину человеческого роста, столов немного, но места есть. Андрей прошёл в угол к пустому столику. И только сел, расстегнул ветровку, заткнул сумку так, чтоб её видно не было, а ногой чувствуешь, к нему подошёл молодой парень белой рубашке навыпуск.

— Чего желаете?

— Пообедать желаю, — улыбнулся Андрей.

— Это в момент спроворим, — зачастил парень, салфеткой обмахивая стол перед Андреем. — Щи у нас сегодня, ложка стоит, кулебяка со слезой, сочится прямо-таки, убоина свежая, в печи томлёная, с картошечкой.

— Вот и давай, — кивнул Андрей.

Со дна памяти всплывало то ли слышанное, то ли читанное, то ли… но он чувствовал, что знает всё это, что так и должно быть.

— Водочки не желаете?

— Обойдусь. А… морс есть?

— Квасок у нас забористый, так и играет.

Квасу выпью, — улыбнулся Андрей.

Парень выложил перед ним ложку и вилку с ножом и убежал. Андрей и оглянуться не успел, как перед ним поставили деревянную расписную миску с огненными — пар лицо обжигает — густыми щами и деревянную же тарелку с толстыми ломтями ноздреватого тёмно-коричневого хлеба с чёрной коркой.

С такой едой торопиться нельзя. И Андрей ел медленно, со вкусом, чтобы вчувствоваться в каждый глоток.

Кулебяка и впрямь слезилась, сочилась каплями жира, мясо без жил и плёнок наполняло рот особым и тоже каким-то… памятным вкусом. Квас приятно щипал язык и нёбо, отбивая вкус жира.

И на улицу Андрей вышел, сыто отдуваясь и даже вспотев от такого обеда. Правда и обошёлся он ему вместе с чаевыми в трёшку. Не устоял ведь, взял напоследок ещё и киселя. Малинового с молоком. Чтоб молочные реки да в кисельных берегах. Надо же было проверить мамины сказки. Теперь бы… «После сытного обеда по закону Архимеда полагается поспать». Тоже вот откуда-то вспомнилось. Ну, спать — не спать, а где-нибудь посидеть, скажем, до полпятого… А сейчас сколько? Солнце ещё высоко. Он не спеша вернулся к вокзалу, посмотрел на часы и присвистнул. Четыре с минутами. Час прообедал! А вон и Цветочная, вот и пойдём себе потихоньку.

Цветочная улица оказалась очень длинной и столь же зелёной, пахнущей сиренью и ещё какими-то цветами. А ничего городок — с удовольствием глазел по сторонам Андрей — не сравнить с Ижорском. Перед домами… да, правильно, палисадники, клумбы, скамеечки, а вон сиренью беседка обсажена, белеет скатерть на столе, сидят люди, чай пьют… В Грязино тоже был сад, и палисадник, и огород, правда, маленький.

Улица неожиданно уткнулась в берёзовую рощу, и Андрей пошёл по тропинке, догадываясь, что «Беженский Корабль» будет за рощей. Белые, в чёрных крапинках и полосках стволы, ярко-зелёная трепещущая под слабым ветром листва, и такая же яркая, крепкая, как ежиные, нет, ежовые иголки, трава. Послышался шорох, и Андрей замер, напряжённо вглядываясь. Неужели ёж?! Но нет, шорох не повторился, видно, шуршавший испугался ещё больше и замер. Свистели и щёлкали птицы, а птиц ему мама не назвала, так и не знает до сих пор. Деревья различает, а птиц — нет. Фредди им тогда соловья показывал, свистел соловьём, но здесь такого чего-то не слышно. Он шёл и думал о всякой чепухе, потому что сквозь благодушие сытости опять проступал и накатывал страх.