— Сегодня тридцать первое. Третьего у тебя должно быть удостоверение и права.
— Штраф за управление машиной без прав за твой счёт, — ухмыльнулся Трейси.
— Сейчас поедем в город. Высадишь нас у Клиппертон-банка. Третьего в десять у «Чейз-отеля». В гараже наш бокс шесть, — Бредли улыбнулся. — Какие вопросы, Чак?
— До третьего я не успею всё сделать с машиной, сэр, — настороженно сказал Чак.
— Она должна быть на ходу, остальное решай сам.
— Да, сэр. Я понял, сэр, — Чак глубоко вздохнул. — Можно ещё вопрос, сэр?
Бредли кивнул. И Чак решил рискнуть. Это надо решить сейчас, потом будет поздно.
— Сэр, я… вы берёте меня шофёром, сэр?
— Ты сказал, что согласен на любую работу, — насмешливо щурит глаза Трейси, подчёркивая голосом «любую». — Я тебя не так понял?
— Всё так, сэр. Но… но вы знаете, я… работал у Ротбуса. То, что я делал для него… я не могу этого делать.
— Эта работа нам не нужна, — спокойный ответ Бредли. — Шофёр и автомеханик.
— Да, сэр, — облегчённо улыбнулся Чак. — Прикажете ехать, сэр?
— Держи карточку к Стенфорду. И на всё, что нужно, что будешь брать для машины, выписывай счёт. Зарплата и расчёт в пятницу. Устраивает?
— Да, сэр, — Чак плавно стронул машину.
— У тебя есть деньги?
— Да, сэр, — ответил, не оборачиваясь, Чак. — Я получил ссуду, сэр.
В зеркальце он увидел, как Бредли и Трейси переглянулись, но это уже неважно. Клиппертон-Банк. В деловую часть города лучше въезжать через этот поворот.
Когда машина скрылась за углом, Джонатан хмыкнул.
— Пижон ты, ковбой.
— Давно на родео не был, — вздохнул Фредди и туманно добавил: — У меня с ним свои счёты. И похоже, ты тоже по родео заскучал.
— А вполне могли угробиться, — тихо засмеялся Джонатан. — Ладно. Завтра смотаюсь в Спрингфилд.
— Привет Юри от меня. Я зайду к Слайдерам и вообще… пройдусь.
Джонатан кивнул. Лицо его обрело снисходительно отстранённое выражение, и, кивнув Фредди ещё раз, уже несколько свысока, он повернулся и стал подниматься по ступенькам парадного крыльца Клиппертон-Банка. Фредди достал сигареты и стал закуривать, закрываясь от ветра. Когда за его спиной солидно чмокнула входная дверь, он наконец справился с огоньком, убрал зажигалку и неспешным уверенным шагом покинул деловой квартал.
Рождество — семейный праздник. Что бы ни было, как бы ни было, но должно быть нечто неизменное в меняющемся мире. Традиции держат связь времён. Семейные узы…
Спенсер Рей Говард, Старый Говард, презрительно скривил губы. Необходимость соблюдать внешние приличия тяготила всё больше. Нет, раньше это позволяло глядеть на всех с высоты, беззвучно издеваться над идиотами, простодушными простаками, искренне верящими в истинность и правдивость сказанного. Но сейчас… это же самое оборачивалось жгучей насмешкой над ним самим. А этого допустить нельзя. Тебя могут ненавидеть, тебя должны бояться, но смеяться над тобой… этого позволять нельзя, насмешников надлежит карать, жестоко, показательно жестоко всем на страх. Над властью нельзя смеяться! А если ты позволяешь насмешки, значит, власти у тебя нет. Утрата власти страшнее утраты денег. Потому что потерянное в одной неудачной сделке можно компенсировать другой, уже удачной, но потерянную власть вернуть невозможно. А без власти… все сделки станут неудачными. Бывший властитель — покойник. Даже если тело ещё живо. И тишина за дверью уже не почтительная, а мёртвая. Нет, кое-что ещё есть, но это кое-что, крохи. Да, и с ними можно попытаться снова начать восхождение, но это если все забудут, кем ты был раньше. Начать заново на новом месте с новыми подручными и новыми врагами. Сложно, очень сложно, но возможно.
Говард ещё раз пробежал глазами почтительно требовательное письмо. Вернуть аванс и выплатить неустойку. Как же! Обязательно. Как только вы докажете, что именно вы делали заказ на биоматериал, его параметры и… хе-хе, другие тактико-технические характеристики. А ответить за нарушение Пакта Запрета не хотите? И доказать, что именно я имею к вашему заказу какое-то отношение, можете? Тут, слава Богу, успели. Все Центры со всем персоналом, оборудованием и материалом благополучно ликвидированы. А заодно все вспомогательные и дополнительные, все эти Паласы, питомники и лагеря. И с кого требовать? А с русских. Они — победители, они пускай за всё и отвечают.
Злорадно хихикнув, он убрал письмо в папку «без ответа». Сжечь? Зачем? Пусть лежат. Если что, их можно будет предъявить, как косвенные доказательства нарушения Пакта. И отправители тоже это понимают. Потому и пишут столь иносказательно, и не повторяют требований, и не апеллируют к законам и судам. Как говорится: «Прибыли нет, но и убытков нет».