Аналогичный мир - 3 (СИ)

А с картошкой им повезло. У самого их дома стоял грузовик с картошкой, которую продавали прямо с борта, хоть целыми мешками, хоть вёдрами, хоть в россыпь, и уже толпа собралась. Эркин запихал в квартиру ёлку, Алису и санки с коробом — в два захода пришлось подниматься — вытряхнул из мешка остатки их картошки прямо на пол и побежал вниз к грузовику. И тут ему опять повезло: Зина как раз торговалась, полное ведро ей насыпали или нет. Эркин пробился на знакомый голос, уладил с ведром И сам сторговал четыре ведра, как раз в его мешок под завязку. Мешок-то небольшой. Заодно поговорил о двадцать третьем. Тим тоже работает в субботу, но ещё не знает, в какую смену. Словом, всё у всех кувырком летит.

Эркин взбежал с мешком на свой этаж, влетел в квартиру. Времени уже в обрез, а дел… ёлку на кухонную лоджию, картошку в мешок, суп… суп на огонь, мешок на место, короб под окно, на обед… нет, он уже больше ничего не успевает, крестовину в кладовку, чёрт, он вообще ничего не успевает. Проваландался с ёлкой, совсем голову потерял… ладно… Эркин тряхнул головой, собирая мысли.

— Эрик, а теперь что?

— Теперь? — он посмотрел на стоящую перед ним Алису. — Теперь… Ты все свои вещи убрала? — Алиса как-то задумчиво кивнула, но он не стал выяснять, не до того. — Ты сама пообедаешь и ляжешь спать. А я пошёл на работу.

Опять эти слова, с которыми Алиса не могла спорить. И она молча смотрела, как он погасил под кастрюлей огонь, налил в тарелку дымящегося супа, нарезал хлеба.

— Я такой горячий не могу, — сказала Алиса.

Эркин поглядел на неё, улыбнулся.

— Я должен уже идти. Подожди, пока остынет, тогда поешь.

Алиса смотрела на него круглыми и блестящими от стоящих в них слёз глазами. Эркин взял её на руки. Она обхватила его за шею, прижалась к нему.

— Эрик, — всхлипнула она. — Не уходи.

— Я вернусь, — ответил он, опуская её на пол и касаясь сжатыми губами её щёчки. И повторил: — Я вернусь, Алиса.

Алиса молча кивнула и проводила его до дверей. Ведь он всегда возвращался.

До завода Эркин уже бежал. Торопливо, чуть не обрывая пуговицы и крючки, переоделся в пустой бытовке и без двух минут два вылетел на рабочий двор.

— Ага, Мороз, — Медведев возник перед ним как из-под земли. — Машину, вон, видишь? Давай, там Колька с Петрей зашиваются.

И исчез. А Эркин побежал к машине. Грузить в кузов картонные, но тяжеленные коробки. Едва управились с коробками, так снова контейнеры. Мучительно знакомо ныло в животе. «Давно голодным не ходил», — сообразил Эркин и усмехнулся. Ладно, до обеда он дотерпит.

— Мороз, а что за праздник индейский вчера был? — спросил за обедом Колька.

Эркин с трудом оторвался от тарелки со щами.

— Чего?

— Ну, старшой тебя вечор отпускал. Попраздновать, — объяснил Геныч.

— Ряха трепанул? — на всякий случай уточнил Эркин.

— А кто ж ещё? — хмыкнул Петря. — Так чё за праздник?

— День Свободы, — улыбнулся Эркин. — Год назад рабство отменили.

— Аа! — понимающе протянул Колька. — Это да, это я помню. Перед демобилизацией как раз говорили. Политрук аж целую лекцию забабахал.

— И я помню, — кивнул Геныч.

— Ага, — расплылся в улыбке Петря. — В школе училка говорила. Вместо контрольной. Здорово было. Слушай, а ты к этому празднику с какого боку? Разве индеев он касался?

Эркин оторопело смотрел на него, не зная, что ответить.

— Значит, касался, — спокойно сказал Геныч.

— Как отпраздновал-то? — глаза у Кольки хитро блестели в ожидании рассказа.

Но ответ Эркина его разочаровал.

— Чай с тортом пил.

— Ну-у, я всерьёз, а ты…

— И я всерьёз, — улыбнулся Эркин.

— Не-е, — покрутил головой Петря. — Это ж какой праздник без гульбы?

— Мг, — хмыкнул Геныч. — Раз не дрался, то и не гулял. Так, что ли?

— А то! — задиристо вскинул голову Петря.

— Ничо, — успокоил его Колька. — На Святках погуляем.

— Ага, стенка знатная будет, — авторитетно кивнул Петря и ту же покраснел под насмешливым взглядом Геныча.

Спрашивать, что за стенка, если говорили о гульбе, было уже некогда. Последние капли компота вытряхиваются в рот и на выход. Пока они не заступят, Медведев никого в столовую не отпустит.

И снова ослепительно белые прожектора, блестящие контейнеры, лязг металла о металл, крики, автомобильные и паровозные сигналы, грохот крепёжных цепей, липнущая к потному телу одежда, обжигающий губы холодный ветер… Эркин не понимал, да и не пытался понимать, что и куда он тащит, вкатывает и выкатывает. Быстрее… не тряхнуть… эти не наклонять!.. скорее… не дёргай… это туда… эти… оставить? Ну и пусть стоят… Да их навалом можно… быстрее… у Кольки контейнер застрял, сейчас придавит… кой чёрт тут масло разлил?!.. толкать надо… братцы, Ряху придавили!.. Нажми ещё, чтоб дурь вышла!.. И вдруг:

— Всё, Мороз, вали в бытовку. Завтра в двенадцать.

— Ага, — выдыхает Эркин и из последних сил спрашивает: — В субботу как?

— Завтра и узнаешь, — отмахивается Медведев и убегает с криком: — Куд-да ты их тащишь, мать твою, это ж из третьего, их…

Конец фразы утонул в грохоте сцепляемых вагонов. Эркин тряхнул головой и побрёл в бытовку. Уже у входа его нагнал Колька.

— Слышь, а ты чего про субботу спрашивал?