— В башне своей ты, может, и не хлопаешь, — очень серьёзно, только глаза блестят, отвечает Эркин. — Не знаю, не слышал, — и обращаясь к Кольке: — Я в семьдесят седьмой живу, а как он в пятидесятой хлопнет, так весь этаж слышит и знает.
Миняй молча широко открытым ртом хватает воздух, а Колька катается, хохоча и стуча кулаками по земле.
— Ну уж, — забормотал Миняй, — ну уж и весь, ты, Мороз, того…
У Эркина так и вертелось на языке, что у пятидесятой дверь хлопает часто и каждый раз по-другому, но, поглядев на Миняя, решил промолчать. Пусть Миняй думает, что он ц неё один.
— Ну, Мороз, — отсмеялся Колька, — ну, ты и хват.
Миняй, наконец, сообразил, что ему тоже лучше рассмеяться. Знаить-то люди всегда всё знают, главное, чтоб не звонили. Женя да семья — это одно, а мущинское его дело — это уж совсем другое.
Дружно допили чай, Эркин остатком кипятка залил миски, заглянул в чайник.
— Кольк, воды принеси.
— Это зачем? — удивился Миняй.
— А чтоб утром чаю не ждать.
— Ну и хозяйственный же ты мужик.
— Костёр-то всё равно на всю ночь, — пожал плечами Эркин, быстро отмывая миски. — Хлеба сколько осталось?
— Назавтра хватит, — хмыкнул Колька. — Тебе б каптером быть.
— А это кто?
Выслушав объяснение Кольки, Эркин кивнул:
— Понятно.
Ну вот, костёр налажен, в чайнике тихо греется вода, в котелке мирно ждёт утра остаток каши, сохнут перевёрнутые вверх дном миски. Можно и на боковую. Ночь тёплая, но ни легли по-походному: в куртках. У Миняя тёмно-синяя, в угоне у всех такие были, у Эркина такая же, только тускло-чёрная, рабская, а Колька принёс свою зимнюю робу. Поёрзали, посопели, укладываясь, и Миняй с Колькой дружно захрапели. Эркин улыбнулся, не открывая глаз. А хорошо было. Сладко ноют натруженные мышцы, вокруг тихие ночные шорохи и свисты, громко стрекочет невдалеке, вроде, сказали, сверчок.
Эркин проснулся на рассвете от тихого позвякивания крышки чайника. Высунул голову из-под мокрой от росы куртки и увидел Андрея, возившегося у костра.
— Нагулялся?
— Ага, — радостно согласился Андрей. — Крепко спишь, братик, я ещё когда вернулся.
— Не ври, — отозвался Колька. — Только сейчас подошёл.
Эркин встал и потянулся, сцепив пальцы на затылке, качнулся вправо и влево, разгоняя сон. Кряхтя и зевая, выпутался из своей куртки Миняй, посмотрел на ухмыляющегося Андрея и хмыкнул:
— Хорош!
— Гулять так гулять! — весело ответил Андрей.
Эркин спустился к воде умыться и обтереться, а когда поднялся, Колька опять заваривал чай, а Андрей брился, пристроив зеркальце в развилке ветвей. Эркин достал хлеб, отрезал каждому по два ломтя, убрал остаток и развернул тряпку с мясом, прикинул, как лучше отрезать.
— Оставь на кашу, — сказал Миняй. — С таком попьём.
— Соль, сахар есть, — фыркнул Колька. — И к чаю, и к хлебу приправа.
Устраивались не спеша. Всё равно ждать надо, пока солнце взойдёт, не по росе же валки разворачивать.
— А ты, Андрюха, пижон. И на покосе бреешься.
— Зато и девки любят, — смеётся Андрей, убирая помазок и бритву.
— Бородатому почёта больше, — ухмыляется Миняй.
— А на хрен почёт вместо любви? — тут же отвечает Колька.
— Спасибо, друг, — Андрей прочувственно трясёт ему руку, шмыгает носом, будто его слеза прошибла, и тут же: — Борода у козла, а щетина у кого? То-то!
— Ну, Мороз, — отсмеялся наконец Миняй, — Ну, брат у тебя…
— Лучше всех, — улыбнулся Эркин.
— Во! — восхитился Андрей. — Оценил наконец. Лопать-то будем?
— Успеешь.
Колька разлил чай по кружкам, дружно разобрали хлеб.
За чаем так же дружно дразнили и подначивали Андрея. Тот уже не краснел, как прошлым летом, а весело отругивался. Он тоже знал и про Кольку, и про Миняя.
— Кольк, а чего ты с ними вяжешься? Они ж…
— Честные давалки, — закончил за Миняя Колька. — Все удобства и без претензий. Понял? — и серьёзно: — Мне из дома не уйти, братьев не бросить, и в дом привести не могу, не бывает на одном корабле двух капитанов, а я не монах.
Миняй кивнул.
— Мущинское дело известное.
Пока напились чаю, пока Эркин засыпал крупу и наладил огонь, чтоб к обеду поспело, солнце уже поднялось.
— Ну, — встал Миняй, — айда, мужики.
— Айда, — тряхнул шевелюрой Андрей. — Косить-то уже не будем?
— Вчера чисто прошлись, только грабли бери, — распорядился Миняй.
Работали, как и вчера, в ряд. Миняй первым, за ним Эркин, Андрей и Колька. Ворошить — не косить, да и приспособились за вчерашний день. Ну, и спешить некуда: пока до конца дойдут, в начале просохнуть должно.
Солнце над головами, неумолчный стрёкот внизу и вокруг, душные пьяные запахи вянущей травы, струйки пота, ползущие по спине и груди.
В полдень Миняй остановился.
— Стоп, мужики. — Чем полудновать-то будем? — Андрей вытер локтем лицо. — Квас-то тю-тю.
— Вот тюрю опять и заведём, — ответил Миняй. — В самый жар работать толку не будет.
— От травы? — не унимался Андрей.
— От тебя! — рявкнул Миняй. — От жара голова худеет.
— А ему это без печали, Миняй, — заржал Колька.
— Точно, — горячо согласился Андрей. — За меня братик думает, на то он и старший.
— Ага, — согласился Эркин. — Сейчас я тебя воспитывать буду.
— Не-е, — рванул в сторону костра Андрей. — Я ещё жить хочу!