Б. А. Рыбаков прослеживает культ медвежьих лап и когтей в раскопках фатьяновской культуры, в славянских курганах эпохи язычества и в русских сказках. Он напоминает о сказке «Медведь на деревянной ноге» (№ 57 из сборника А. Н. Афанасьева). Эта сказка среди прочих стоит особняком: обычно сказкам, как и ковбойским фильмам, присущ «хэппи энд». В ней же медведь съедает старика и старуху за то, что они нарушили табу — сварили для еды его отрубленную лапу. Мы сейчас не понимаем смысла этой страшной сказки, но в эпоху ее создания она явно была притчей, наставлением.
А теперь задумаемся: неужели неандертальцев и нас на протяжении более 50 тыс. лет (сто тысяч поколений!) связывает непрерывная культурная традиция — табу на части тела медведя? Или же этот обычай возникал неоднократно и независимо у разных народов?
Полагаю, что обе точки зрения имеют равное право на существование.
Но вернемся ко времени возникновения первого языка. Вряд ли язык следует омолаживать. Оказалось, что шимпанзе и, в меньшей степени, гориллы способны усваивать сотни знаков американского языка для глухонемых — амслана. 55 исходных единиц амслана могут комбинироваться в слова и фразы. Шимпанзе Уошо — воспитанница А. и Б. Гарднеров — первая обезьяна, которая научилась говорить, за ней и другие усваивали амслан или набирали условные знаки на клавиатуре компьютера. Звуковой язык обезьяны усвоить не в состоянии, не только потому что их гортань не приспособлена для произношения членораздельных звуков. Вспомним, что речевая зона Брока в мозгу обезьян занята центром мимики, поэтому жестикулировать им гораздо легче. И здесь шимпанзе гориллы показывают способности фантастические. Горилла Коко усвоила 645 знаков, причем активно сочиняла слова. Та же Уошо строила предложения. В русском языке можно употребить «дай яблоко» и «яблоко дай»; в английском порядок слов в предложении куда более жесткий. Уошо всегда говорила: «дай яблоко» (give me the apple) — строго следуя английскому синтаксису, и самостоятельно обучила приемного сына жестовому языку людей. Окончательно доконали обезьяны исследователей, когда начали шутить и ругаться на амслане, причем и шутки, и ругательства изобретали сами. Возможно, они то же делают, используя свой довербальный язык, который мы еще не понимаем.
Многие лингвисты отказываются признать, что шимпанзе в опытах Гарднеров и их последователей заговорили, и видят в жестикуляции Уошо простое подражание (а как обучаются языку человеческие дети?). А пока шли ученые споры, произошел забавный казус.
Считается, что взрослые человекообразные обезьяны могут стать опасными, поэтому выросших шимпанзе, даже «говорящих», отправляли на вечное заключение в зоопарки. Но в ФРГ известным зоологом и защитником дикой природы Б. Гржимеком было создано общество охраны животных, которое возвращает их в дикую природу. Выкупленные у зоопарков шимпанзе находили приют на небольшом острове близ Сенегала. Так вот, одна из обезьян, по кличке Люси, усвоившая в неволе около 300 слов на амслане, подошла к Гржимеку, инспектировавшему заповедник, и обратилась к нему со словами-жестами: «Здравствуй, учитель! Я — Люси. Нет ли у тебя чего-нибудь вкусненького?»
Комментарии излишни. В дополнение к своему, довербальному языку высшие обезьяны вполне могут усваивать основы языка человеческого, пусть не звукового.
Рискнем пойти дальше. Осмелюсь утверждать, что некоторые обычаи, унаследованные нами от обезьян, переведенные с довербальных языков на словесные, вербальные, сохранялись в человеческих обществах до недавнего времени, а иные живы до сих пор. Вот два таких примера.
Офиофобия и груминг. Путешественники, побывавшие в тропических областях Африки и Южной Азии, согласно отмечают удивительный факт: местные жители, даже опытные и смелые охотники, испытывают панический страх перед змеями, причем порой считают смертельно ядовитыми даже питонов. Тот же страх перед змеями (назовем его офиофобией) присущ и большинству европейцев. Дж. Даррел с присущим ему юмором пишет, как он пытался убедить одну посетительницу зоопарка, что страх и отвращение к змеям отнюдь не врожденное свойство человека: маленький ребенок с удовольствием будет играть с безобидной змеей вроде ужа. Но женщина возмутилась: «Ничего подобного, я их с рождения терпеть не могла. И мама моя ненавидела змей». Ну что тут скажешь!
Оказывается, что офиофобия — один из многочисленных признаков, объединяющих нас с обезьянами. Те тоже боятся змей панически, заодно, на всякий случай, остерегаются и ящериц, в том числе и совершенно безобидных хамелеонов. Исключения редки: павианы, жители пустынных скал, маленьких змей не боятся и при случае поедают, как и скорпионов.