Аналоговая Обработка

Ну вот; наконец-то… Была ночь, и вокруг Росси все приливало и приливало застойное тепло города. Он стоял в центре комнаты меж меловых отметок, сделанных им сотню миллиардов лет назад. Лампочка без абажура все еще горела; вокруг нее первые язычки пламени лизали краешек стола, готовя на пластиковой столешнице комковатые шипящие пузыри.

Росси — судовой грузчик; Росси — лифтер; Росси — мойщик тарелок.

Он все это пропустил. Комната калейдоскопически меняла цвет от коричневого до зеленого; молодой человек, склонившийся над тазиком, наливал в стакан какую-то янтарную жидкость, булькая и позвякивая стеклом.

— Ку-ку! — хлопнув в ладоши, гаркнул Росси.

Молодой человек судорожно вскочил, а в воздухе на мгновение повисла длинная дуга коричневых капелек. Дверь с грохотом захлопнулась, и Росси остался в одиночестве, наблюдая, как стакан катится по полу, считая мгновения, пока…

Стены снова стали коричневыми; висевший на противоположной стене календарь отмечал 1965-й год — еще точнее, май 1965-го. Похожий на паука старик, сидевший на краешке кровати, нацеплял дужки очков на заросшие гребни ушей.

— Ты реален, — торжественно произнес он.

— Ничего подобного, — возмущенно возразил Росси. Потом добавил: — Редиски. Лимоны. Виноградины. Мура-а-а!

— Тебе от меня не отделаться, — сказал старик. Вид у него был крайне неважный — землистого цвета лицо с запавшими, как у птицы, висками, рот вроде пианино с выпавшими клавишами — зато похожие на устриц глаза так и посверкивали. — Я как только тебя увидел, сразу понял — ты Росси — тот, что исчез. Если ты такое можешь, — зубы его щелкнули, — то наверняка знаешь… и должен мне сказать. Эти корабли, которые приземлились на Луне — что они там строят? Что им нужно?

— Не знаю. Ничего.

— Пожалуйста, — вкрадчиво попросил старик. — Не будь так жесток. Я пытался предостеречь людей, но они забыли, кто я такой. Если ты знаешь, можешь мне сказать…

Росси подумал о всплеске пламени, о катастрофе, в которой громадный город сгорит точно крыло мотылька, пролетевшего над свечкой. Но в конце концов, вспомнив о подлинной реальности, Росси заявил:

— Фикция. Ты сам меня выдумал. Я тебе снюсь.

А затем, когда напряжение сконцентрировалось, вновь возникло озеро вулканического стекла.

И джунгли — все именно так, как и должно быть — и смуглые люди, возглашавшие:

— Здравствуйте, мистер Росси, еще раз здравствуйте, здравствуйте…

И саванна — и подгоняемые ветром черноволосые — и сверкание зубов:

— Здрассе, миссер Росси!

И пляж.

Алый пляж, полный золотистых смеющихся людей.

— Миста Росси, миста Росси! — Преддверие рая под ясным небом — а дальше, за бурунами, чистые, берущие за душу отблески солнца в море; и напряжение от страстной жажды освобождения (стоп), и не нужны уже никакие символы (стоп), квинтэссенция «хочу» за все время жизни… желание, бьющее струей — ведомое по каналу — вышло.

И вот он стоит там, где страстно желал оказаться, с тем же умиленным выражением на лице, навечно пойманный в начале слова «привет» — Росси, первый человек, путешествовавший во Времени, первый человек, пришедший к Остановке.

Не стоит смеяться над ним — не стоит его и оплакивать. Росси родился чужаком; подобных ему тысячи — тысячи неучтенных песчинок на шестеренках истории, растяп, лишних людей, пригодных для какого-то другого мира, открыть который им так и не удалось. Им не нашлось места в утопиях с кондиционерами; они были бы плохими рабами и еще худшими хозяевами в Афинах. А что касается тропических островов — Маркизских в 1800-м году или Манхэттена в 3256-м — то разве смог бы Росси проплыть милю, нырнуть на шесть саженей, забраться на сорокафутовую пальму? Если бы он вышел живым на тот алый берег, разве стали бы его терпеть молодые люди в каноэ или девушки в беседках? Но вот он стоит теперь, твердокаменно-бессмертный, символ того удивительного, что с ним приключилось. Наивные золотистые люди навещают его каждый день — если только не забывают. Они украшают его твердокаменную плоть гирляндами и кладут к его ногам небольшие приношения; когда же он насылает дождь, его колотят.

А прошлым не живи

1

У Бернара Франсуа Пия Фу-Цзе Варгаса было ясное и устойчивое ощущение, что таких дней в природе просто не должно существовать. Для начала четверо кузенов его жены с Каллисто навалились на него в те злополучные десять часов утра (они были толсты до безобразия и требовали спецпайка); к тому же вчера вечером за обедом у верховного комиссара Варгас был посажен ниже второго помощника министра финансов — явное пренебрежение; и в довершение всех зол на пути в канцелярию энергетический луч дважды срывался — один раз над Санциско и еще раз над Калифорнийской площадкой переработки отходов; не говоря уже о том, что у Варгаса жутко раскалывалась голова.

Варгас был моложавым мужчиной с крупными, багровыми чертами лица, в данный момент угрюмо нахмуренного. Он сгорбился над своим рабочим столом и уныло запихивал листки металлической пленки в автоматический письмооткрыватель.