Аналоговая Обработка

— Ну и что толку? — буркнул он и бросил материал обратно на стол редактору. — Вон, смотри.

В окне была видна сиявшая в отдалении верхушка здания пришельцев. По куполу крыши двигались крошечные фигурки. Галактики надули над зданием мембрану, и теперь рабочие ползали там с инструментами, наращивая твердый слой.

Купол был почти готов. А работы во внутренней части здания закончились двумя днями раньше.

— Пендрат знал, что говорил, — пробормотал Дженкинс. — Мы не смогли их остановить. За три недели просто невозможно объединить усилия.

Пепел сигареты упал ему на рубашку. Дженкинс рассеянно отряхнулся и вышел из комнаты. Редактор молча смотрел ему вслед.

Ранним июльским утром, через два месяца после приземления пришельцев, оборванная толпа с галактическими инструментами в руках появилась у звездолета. Такие толпы за последние несколько суток собирались уже не раз. Впав в отчаяние, местные жители утратили последние остатки былой цивилизованности.

Стоявший у открытого люка дежурный офицер презрительно наблюдал за их приближением. Никаких оборонительных мер не требовалось. Наверняка они снова попытаются отдубасить его инструментами, потерпят неудачу и отправятся восвояси.

Передний из наступавших, здоровенный мужик, грозно занес свой инструмент, будто вилы. Галактик наблюдал за ним, явно забавляясь. А мгновение спустя пришелец стал трупом — превратился в грязную кровавую кашу на полу переходного шлюза.

Толпа хлынула на корабль. Залитые зеленоватым светом коридоры были сумрачны и просторны, как в кафедральном соборе. Повсюду из дверей выглядывали скучающие физиономии галактиков. Насмешливые выражения на лицах быстро сменялись гримасами ужаса. Некоторые убегали. Другие прятались. Инструменты косили всех.

По длинным коридорам рассыпался гулкий топот бегущей толпы, звенели возгласы торжества и восторга, вопли ужаса. Через пятнадцать минут все было кончено.

Потные и запыхавшиеся, победители остановились и стали оглядываться по сторонам с нарастающим изумлением. Стены залов с высокими потолками покрывали переливающиеся золотисто-зеленые гобелены; столы были вырезаны из хрусталя. Откуда-то доносилась негромкая музыка — спокойная, умиротворяющая.

На столе дымился поднос с едой. Со стены была сдернута прозрачная карта. Под ней лохматилось мягкое красное вещество — прокладка из аморфной ткани.

Бейкер и Кули одновременно подняли глаза — и узнали друг друга.

— Сила духа, — с кривой ухмылкой заметил Бейкер.

— Технология, — возразил Кули. — Они недооценили нас, как и ты. — Он поднял инструмент, стараясь не касаться торца. — Десять тысяч попыток, кажется, — и десять тысяч трупов. Ладно, будь по-твоему. Назовем это силой духа. — Он поднял голову и уставился куда-то вдаль, силясь представить себе затаившиеся в отдаленных районах сотни исследовательских станций с их каждодневными жуткими человеческими жертвоприношениями. — Десять тысяч, — повторил он.

Бейкера еще пробирала дрожь:

— Повезло, мог быть и миллион… — Парень попытался рассмеяться. — Теперь придется подыскать этой штуковине другое название. «Палка для идиота» уже не подходит.

Кули опустил глаза.

— Все зависит от того, — угрюмо пробормотал он, — с какого конца идиот.

Анахрон [5]

Тело так и не обнаружили, причем по той простой причине, что никакого тела там не было.

Казалось бы, логическая несуразица — что в определенном смысле соответствует истине, — но все же никакого парадокса тут нет. Случившееся было вполне закономерным и объяснимым, даже хотя это и могло произойти только с братьями Кастельяри.

Чудаки они, эти братья Кастельяри. Сыновья шотландки и итальянского эмигранта, родившиеся в Англии и получившие образование на материке, они повсюду были в своей тарелке, но нигде не чувствовали себя дома.

Тем не менее в зрелом возрасте стали вполне обустроенными людьми. Эмигранты, подобно отцу Кастельяри, жили на острове Искья, неподалеку от неаполитанских берегов, во дворце — «кватроченто», роскошный фасад, облупленные купидоны на стенах, множество крыс, никакого центрального отопления и никаких соседей.

Братья никуда не выезжали; никто их не навещал, кроме их же агентов и адвокатов. Никто из них так и не женился. Оба лет в тридцать отринули мир людей ради внутреннего мира, полного более утонченных и более долговечных услад. Оба были любителями — фанатичными и заядлыми.

Родились они как бы вне своего времени.

Страсть Питера составляли художественные редкости. Он коллекционировал неустанно; не будет преувеличением даже сказать — истово. Коллекционировал так, как другие мужчины охотятся на крупного зверя. Интересы у Питера были самые разносторонние, и со временем его приобретения заполнили громадные залы дворца и половину всех подвалов: картины, статуэтки, эмали, фарфор, стекло, хрусталь, работы по металлу. Сам он в свои пятьдесят лет был круглым человечком с насмешливыми глазами и небрежным клочком белесой козлиной бородки.