Пациент смотрел на её движения с болезненным, жадным любопытством. Он перекинул ногу на другую, затем, неловко повернувшись на стуле, вернулся в прежнюю позу и сдвинул колени вместе. Рука его, лежавшая на резиновой подушечке, дрожала.
Игла вошла легко, и мужчина принялся сжимать и разжимать кулак. Он смотрел на медсестру так умоляюще, что Лита, заполнявшая журнал, поймав его взгляд, вскинула вопросительно брови.
— Что-то не так?
Пациент вздрогнул, и вжал голову в плечи. Запинаясь, все же спросил:
— Простите… вы случайно не знаете… говорят, хотят поднять дуцент? Вроде бы в два раза? Вы уж простите, что спрашиваю, но у меня детей двое, а жену в прошлом году схоронил. Если и впрямь поднимут, то только в петлю и останется.
Ручка сама собой выскользнула из тонких женских пальцев.
— Да что вы такое говорите?! Уж мы-то точно бы первыми об этом узнали. Кто вам вообще такую чушь сказал!
— Говорят… — мужчина угрюмо смотрел на кровь, бегущую по резиновой трубке. — Многие в городе говорят, вот я и решил.
— Не будет такого, — твердо сказала Лита, стараясь, чтобы голос звучал как можно увереннее. — Иначе жизни никому не будет. Они ведь тоже… не глупцы. Верно?
Оставшиеся минуты прошли в полном молчании. Человек согнул руку и, пошатываясь, двинулся к выходу.
— Вы можете переждать у нас полчаса, мы закроемся еще не скоро, — крикнула ему вслед медсестра. — Вам лучше полежать после сдачи крови.
Мужчина не ответил.
Лита так и осталась сидеть, глядя на слабо хлопнувшую дверь.
…Она вспомнила их последний ужин на небольшой кухне. Как вспылил Тэм, услышав о том, что пришел срок сдачи дуцента. Как потом пришел в спальню, чувствуя себя виноватым, обнял её сзади, успокаивая.
«— Прости меня. Я хотел сказать тебе, что сам сдам за всех этот проклятый налог».
Губы её мелко затряслись, и она подошла к окну, чтобы поправить занавески.
Следующий.
Женщина, потом юноша, судя по записям, впервые попавший на процедуру. Снова женщина — резкая, прямая, нервная. Долго тянуть не стала, спросила чуть ли не с порога:
— Что же это такое делается-то? Как мы жить-то теперь будем?
Лита, уже изрядно уставшая, вымученно подняла глаза:
— Что случилось?
— Как что! Вы поднимаете дуцент, а как платить-то его? Совсем с ума сошли! Эдак и помереть недолго!
Сестре показалось, что в ней самой сейчас забурлит кровь.
— Во-первых, не мы — медики здесь вообще не причем. Во-вторых, увеличивать налог или нет, решает совет антаров. В-третьих, и это самое главное — никто и ничего не собирался поднимать! Ерунда какая-то, — Лита оперлась на стол локтем. — Кто, кто вам говорит эту чушь?
Женщина покопалась в сумке.
— Вот, — она протянула смятый листок, — весь город объявлениями увешан! А вы говорите, что неправда! Кому верить-то?
Медсестра развернула бумагу и похолодела.
«Совет антаров постановил увеличить дуцент в полтора раза. Решение вступает в силу через пять дней».
Как всегда — коротко и без разъяснений.
И — черным, жирным пятном в пол-листа — звездчатая двенадцатилучевая антарская печать. Длинный росчерк чьей-то росписи — очевидно, презиса.
Пол под ногами качнулся и поплыл в другую сторону. Лита тряхнула головой, ничего не понимая.
— Подождите, — остановила она женщину. — Сейчас разберемся. Где вы это взяли?
Та смутилась.
— Да я ведь не кровь пришла сдавать, мне срок только через месяц. А это на столбе увидела, сорвала. Говорю же, весь город обклеен этими бумажками. Пойду, я, пожалуй, — и она быстро скользнула к двери.
— Да подождите вы! — Лита растерянно махнула листком, но гостья уже исчезла.
На пороге появилась старшая.
— Ты уже заканчиваешь? Надо еще отчет сегодня подготовить, — она заметила бледный вид подчиненной. — Стряслось чего? Что это у тебя?
Лита молча протянула бумагу.
Старшая несколько мгновений изучала сорванное объявление.
— Кто тебе это принес?
— Пациентка. Говорит, что весь город обклеен такими листками, — медсестра обессилено присела на стул.
— Ничего не понимаю. Не может такого быть. Нас бы предупредили в первую очередь, это же надо подготовить все к такой нагрузке… Сейчас я позвоню в управление. Может быть, рикуты в курсе. — Она посмотрела на часы. — Если ты все, закрывайся на сегодня.
В кабинете у начальства было прохладно: из распахнутой форточки несло ледяным ветром. Старшая прикрыла окно, взялась за старую, допотопную трубку, которые стояли только в больницах да у рикутов. Антары не считали нужным обременять себя связью — все, что им нужно было узнать, они добывали через подчиненных.
Две цифры крутнулись на аппарате, и через гудок на том конце ответили.
— Послушайте, — начала взволнованно старшая. — Нам тут принесли…
Лита не слушала. Она смотрела в окно.
Там, у больничных ворот, стояло несколько человек. Они о чем-то разговаривали, время от времени показывая в сторону корпуса дуцента. Один из них рисовал руками в воздухе странные жесты.
Старшая закончила говорить.