«Зимой ему стало хуже, — вспоминает Г. Кузьменко — и приблизительно в марте месяце 1934 г. мы поместили его в один из французских госпиталей в Париже. По воскресеньям я его часто там навещала. Здесь я встречалась с его многочисленными товарищами, как русскими, так и французами»[752].
Состояние здоровья Нестора Ивановича продолжало ухудшаться, не помогла и проведенная в июне операция. Г. Кузьменко так описывает последний день жизни Махно: «Муж лежал в постели бледный, с полузакрытыми глазами, с распухшими руками, отгороженный от остальных большой ширмой. У него было несколько товарищей, которым, несмотря на поздний час, разрешили здесь присутствовать. Я поцеловала Нестора в щеку. Он открыл глаза и, обращаясь к дочери, слабым голосом произнес: «Оставайся, доченька, здоровой и счастливой». Потом закрыл глаза и сказал: «Извините меня, друзья, я очень устал, хочу уснуть…» Пришла дежурная сестра, спросила его: «Как чувствуете себя?» На что он ответил: «Принесите кислородную подушку…» Сестра принесла ему кислородную подушку. С трудом, дрожащими руками, он вставил себе в рот трубочку кислородной подушки и сестра попросила нас всех удалиться и прийти завтра утром.
На следующий день, когда мы зашли в палату, то увидели, что кровать, на которой лежал муж, была пуста и ширмы не было. Один из соседей — больных сказал, что сегодня утром около 6 часов муж перестал дышать. Пришла сестра, закрыла лицо простыней и вскоре его вынесли в мертвецкую. Это было 6 июля 1934 г.»[753] Впрочем, международная анархистская пресса сообщила о смерти Махно 25 июля, возможно, годы спустя жена ошиблась.
Прах Нестора Ивановича Махно был похоронен на кладбище Пер–Лашез рядом с могилами парижских коммунаров. Коммунары были первыми, кто пытался воплотить на практике идеи Прудона и Бакунина. Они продержались только 72 дня и были разгромлены. Махно оказался более удачлив. Но и его попытка построить общество без угнетения и деспотизма оказалась неудачной. Для «эксперимента» Нестор Иванович получил от судьбы только 3 шанса по несколько месяцев каждый. Остальное время — кочевая жизнь, жестокая партизанская война. Но через 2 года после смерти Махно его «рекорд анархического строительства» был превзойден в Испании. Черное знамя анархии, выпавшее из рук Махно, снова будет развиваться рядом с красным и республиканским знаменами – вопреки предупреждениям батьки и в соответствии с опытом Махновского движения, в соответствии с самой логикой борьбы против угнетения и эксплуатации.