Анархисты

– Все-таки нам тут в одиночку не справиться, – заключил Дубровин, – нужно дружить с местными силами. Шиленский вполне влиятельная фигура, и его соседская помощь может пригодиться.

– Лучше врагов орда, чем один такой друг, – отвечал Турчин. – Дружба и деньги очень даже благоухают, Владимир Семеныч. Сколько раз я говорил, что нельзя на бандитские деньги ни храмы строить, ни людей лечить. Необходимо отделять будничное от святого. Моральная неразборчивость ни к чему хорошему не приведет. Маленький шаг в пропасть ничем не отличается от шага большого…

– Откуда вы знаете, как заработал деньги Шиленский? – вскипел Соломин. – Вам бы только обвинять да обличать. Все у вас плохие, все у вас воры. Третьего не дано: или перед вами подлец, или святой. Падшие у вас милости никогда не дождутся.

– Соломин, уймитесь, – проговорил Турчин, не глядя на художника. – В нашей стране чем больше воруешь, тем праведней становишься. Прямо-таки цивилизация из бреда фантастов об иной планете, где царят законы, обратные нашим благодетелям. У нас, в самом деле, человека в тюрьму сажают только тогда, когда он мало наворовал. Наворовал бы больше, тогда сумел бы и фемиду умилостивить, и общество, и власть. Вы по таким законам хотите жить?

– Перегибаете, Яков Борисыч, – не согласился Дубровин. – Кто вчера по National Geographic смотрел передачу о леопардах? Помните, как две гиены отняли у молодого леопарда антилопу? Мне безразлично, на какие деньги будет оборудовано хирургическое отделение. Мне нужно, чтобы оно функционировало. И при этом сотворенное ими добро не умалится тем, что некогда они, эти деньги, стали источником зла. Что было, то было. Нельзя зашоренно смотреть на мир…

– Ах, оставьте, Владимир Семенович, не придирайтесь к словам, – возразил уже спокойней Турчин. – Впрочем, расширение кругозора явно лучше его сужения, так что поеду с вами, погляжу на жизнь властителей новой жизни…

Соломину во время обеда пришла в голову смелая мысль, и он пришел с ней домой, поднялся в мансарду и постучался к Кате. Она открыла не сразу, заспанное лицо ее казалось заплаканным.

– Разбудил? Прости…

– Ничего, – зевнула она. – Что надо?

– Я с докторами еду на свадьбу в Высокое. Хочешь с нами?

– Не знаю, – снова зевнула Катя и закрыла дверь.

Через час она спустилась в столовую с мокрыми после душа волосами, в белой блузке с длинными рукавами из тонкой гофры и в джинсах, попросила сделать ей кофе.

– Я поеду в Высокое, – сказала она, доставая из холодильника йогурт. – Только веди там себя прилично. Не то…

– Не то – что?

– Сам знаешь.

XXX

Условились ехать цугом, потому что Калинин, везший Турчина и отца Евмения, не знал дороги. С Соломиным ехали Дубровин и Катя, слушавшая плеер с закрытыми глазами. Навстречу вдруг попались новенькие комбайны, лоснившиеся, как жуки; они покачивали каруселями лезвий, заметавшими всю ширину дорожного полотна.

– Луноходы! – воскликнул Турчин, когда с ними поравнялись колеса последнего комбайна и Калинин стал выбираться с обочины.

В ногах у священника стояла корзина с копченой рыбой, которую снарядил в подарок ото всех Соломин. Катя потребовала везти рыбу отдельно, и Калинин молча взял из рук Соломина корзину и переложил к себе в машину; сам он вез в качестве свадебного подарка старинные солнечные часы из бронзы.

– Побер-р-регись! – подражая вокзальным носильщикам, кричал Соломин, когда им встречались отставшие от колонны комбайны.

– В следующем году я отправлюсь в экспедицию на Игарку, – рассказывал Турчин отцу Евмению. – Чаусов в 1932 году искал там следы новгородцев. Они бежали от опричников Ивана Грозного в Иерусалим. Новгородцы шли без компаса, перепутали юг и север и вышли к ледовитому морю, которое решили обойти с востока и все-таки достичь Иерусалима. Вот почему поселения их растянулись по всему побережью. Моя задача – добраться до Игарки, чтобы изучить пока еще бытующий диалект олушей: так называется вымирающее племя новгородцев – олуши. Сейчас я исследую этнографический этюд Чаусова, где описаны похоронные обряды и традиции строительства домов у олушей. У меня уже есть в команде лингвисты и шерпы, зову с собой Дубровина, и будь я уверен хоть сколько-нибудь в Соломине, позвал бы и его…

– А вы позовите, попробуйте. Вдруг он примет вызов. Ему важно отвлечься от себя, – сказал священник.

– Ваша правда. Надо двигаться. Как станешь, увязнешь или рухнешь. Года порой достаточно. Я тоже засиделся… Все ж таки боюсь, что Соломин обузой будет. Мало знает, немногое умеет.

– Походные навыки – дело нехитрое, наверстает этнографию, историю. Зима на носу, скоро дома сидеть без дела скучно станет, вот и возьмется за самообразование.

Отец Евмений вздохнул и перекрестился.

– Эх, как все-таки охота найти окно в прошлое, одолеть века! – продолжал Турчин. – Я в детстве любил мечтать о машине времени. Нет соперника благородней и сильнее, чем время. Выйти на берег Ледовитого океана и вглядеться в горизонт, чтобы за ним узреть мираж Иерусалима? Взглянуть Христу в глаза? А?

– Для этого духовное зрение требуется, – отвечал священник.