Читаем Анархизм и другие препятствия для анархии полностью

Но не тогда, когда критики-женщины объявляются ренегатками и подвергаются обструкции, а критики-мужчины из принципиальных соображений игнорируются или поливаются грязью. (В точности параллельный механизм для обеспечения молчания работает у сионистов: критики-неевреи – это «антисемиты», а критики-евреи, уж конечно, снедаемы «ненавистью к себе».) Конечно, сепаратизм как социальная программа абсурден и полон противоречий (практически никто из сепаратисток не отделяет себя от патриархального общества настолько, насколько это делают сюрвайвалисты – и никто больше сепаратисток не лезет в чужие дела). Но и при частичной изоляции легче индоктринировать новообращенных и скрывать неблагоприятные факты и аргументы – кроме радикальных феминисток, это заметили кришнаиты, муниты и прочие тоталитарные секты. Большая удача то, что их доктрины и субкультура так неаппетитны на первый же взгляд. В самом деле, как я заметил, радикальный феминизм седеет – чем больше тухнет и сходит на нет политическая культура 60-х, тем меньше молодых женщин получает достаточно предварительного замачивания для успешной феминистской промывки мозгов. Радикальные (так сказать) феминистки младше 25 лет встречаются редко, и чем дальше, тем реже.

Итак, радикальный феминизм (и незачем пытаться оспаривать термин у теперешних его обладательниц) – это смехотворная, полная ненависти, тоталитарная, сексистская догматическая конструкция, которую революционеры незаслуженно легитимизируют, принимая ее всерьез. Хватит по-сестрински опекать этих террористок банальности, пора призвать их к ответу за озвучиваемые призывы к геноциду и за практикуемые бесчинства (всевозможные даже, честно говоря, изнасилования!), которые, как они утверждают, выпали на их долю (но чаще, как оказывается при внимательном рассмотрении, на долю какой-нибудь гипотетической «сестры», поскольку типовая радикальная феминистка живет совсем неплохо). Как остановить феминофашизм? Нет ничего проще: примите их слова за чистую монету, обращайтесь с ними как с равными… и наслаждайтесь их жалобным воем. Королева-то голая! – вот это действительно непристойно.


ОБМАН КАТЕГОРИИ А В КРУЖКЕ


«Переработанный мир» – это хорошо сделанный, иногда смешной, по большей части не замусоренный жаргоном антиавторитарный журнал, выходящий в Сан-Франциско и нацеленный на работников информационной сферы – тех, кто трудится в Финансовом квартале и прилегающих цитаделях капитализма. Выпустив шесть номеров, каждый тиражом в несколько тысяч, «ПМ» получил в даунтауне что-то вроде культовой славы. Среди журналов такого масштаба он безусловно самый радикальный. Приятно видеть левое издание на 60-70 страниц, которое отпускает обычные антирейгановские банальности и пытается всерьез размышлять о наемном труде, промышленных технологиях и репрессивных реалиях повседневной жизни.

Учитывая все это, однако, выработанное мной мнение об этом издании в целом отрицательное. Его «курс» – а за редкими исключениями у «ПМ» есть определенная, хотя и скрытая идеология – более консервативен, чем кажется на первый взгляд. Все было бы не так плохо, если бы «ПМ» открыто признал свои политические убеждения и честно обсудил бы их с несогласными среди несогласных, – но именно этого «ПМ» и не позволяет. Журнал пропитан неискренностью, а тщательно сконструированный образ, предлагаемый читателями, фундаментально нечестен. Единственное, что хуже ленинистскоговангардизма, претензии на роль лидера – это сублиминальный, анархо-нечаевскийвангардизм. Его я и хочу проявить.

«ПМ» позиционирует себя как продукт «диссидентов офисного труда», постоянно твердящих о своей открытости, о нелюбви к сектантству и о здравом смысле: обычные люди, а не очередная шайка идеологов. Их подходец – ослабить естественное недоверие рядовых рабочих к организаторам, сказав им: «Эй, мы такие же белые воротнички, как и ты, мы работаем то же время, просто мы еще и раз в три месяца пишем, оформляем, печатаем и продаем глянцевый журнал».

Все это вранье. Настоящие офисные работники и сейчас составляют и, скорее всего, всегда составляли в коллективе лишь меньшую часть. Так или иначе, важен не точный процент, а подразумеваемый тезис: все антиистеблишментные идеи «ПМ» якобы спонтанно зародились в головах до того совершенно невинных офисных пчелок из Финансового квартала, работающих в условиях, которые, в лучших марксистских традициях, механически порождают «антиавторитаризм». Этот термин, кстати, тоже служит частью прикрытия – эвфемизмом для слова, которое в «ПМ» у всех на устах, но крайне редко попадает в журнал: (о ужас!) анархизм. Не надо пугать секретарш! Может быть, после, когда мы организуем рабочий класс… но не сейчас!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо

Александр Абдулов – романтик, красавец, любимец миллионов женщин. Его трогательные роли в мелодрамах будоражили сердца. По нему вздыхали поклонницы, им любовались, как шедевром природы. Он остался в памяти благодарных зрителей как чуткий, нежный, влюбчивый юноша, способный, между тем к сильным и смелым поступкам.Его первая жена – первая советская красавица, нежная и милая «Констанция», Ирина Алферова. Звездная пара была едва ли не эталоном человеческой красоты и гармонии. А между тем Абдулов с блеском сыграл и множество драматических ролей, и за кулисами жизнь его была насыщена горькими драмами, разлуками и изменами. Он вынес все и до последнего дня остался верен своему имиджу, остался неподражаемо красивым, овеянным ореолом светлой и немного наивной романтики…

Сергей Александрович Соловьёв

Биографии и Мемуары / Публицистика / Кино / Театр / Прочее / Документальное
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза