Анархизм. Суть анархизма

Собственность противоречит любви, и именно, заповеди непротивления злу насилием[855]; но, мало того, учреждая господство имущих над неимущими, собственность погрешает также и против того, что для любви «все люди дети Бога и равны друг другу»[856]. Поэтому собственность, помимо того, что, как правовое учреждение, она покоится на насилии, должна быть отвергнута и по другим соображениям. Богачи виноваты «уже тем, что они богаты»[857]. Существование десятков тысяч «голодных, зябнущих и глубоко униженных людей в Москве, тогда как я с другими тысячами объедаюсь филеями и осетриной и покрываю лошадей и полы сукнами и коврами»[858], «есть преступление»[859]. Я «не перестану чувствовать себя участником этого постоянного преступления до тех пор, пока у меня будет лишний кусок хлеба, а у другого совсем нечего будет поесть, пока у меня будет две одежды, а у кого-нибудь не будет ни одной»[860].

Толстой подробно развивает эту мысль.

1. Собственность означает господство имущих над неимущими.

Собственность есть право на исключительное владение какими бы то ни было вещами, причем безразлично, пользуются ли ими в действительности или нет[861].

«Многие люди, которые называют меня своей лошадью». — Толстой предоставляет здесь слово лошади «Хол-стомеру», — «не ездят на мне, а ездят совсем другие. Они не кормят меня, кормят же тоже совсем другие. Хорошего тоже мне ничего не делают те, которые зовут меня своей лошадью, а добро приносят мне кучера, ветеринары и вообще чужие люди. Позднее, когда круг моих наблюдений расширился, я убедилась, что понятие «мое» имеет своим основанием только низкое и животное стремление людей, которое они называют чувством или правом собственности и не ограничивается в своем применении только нами — лошадьми. Человек говорит — «дом принадлежит мне» и никогда не живет в нем, он заботится только о постройке и сохранении дома. Купец говорит «моя лавка, моя суконная лавка», а его одежда не из лучшей материи, которую он имеет в своем магазине. Есть люди, которые называют кусочек земли «своим», хотя, быть может, и не видали и не ходили по этой земле. Люди не стремятся в жизни делать то, что они считают хорошим, а стремятся возможно больше вещей называть «своими»[862].

Значение собственности в том, что бедный, не имеющий ее, находится в зависимости от богатого, который обладает собственностью; для того, чтобы добыть себе вещи, необходимые ему для жизни, но принадлежащие другому, бедный должен делать то, что пожелает этот другой, а именно, он должен работать на него. Таким образом, собственность разделяет людей «на две касты: одну трудящуюся, угнетенную, которая терпит нужду и страдает, а другую праздную и угнетающую, которая веселится и живет в роскоши»[863]. «Мы все братья, а между тем каждое утро мой брат или моя сестра выносит мой горшок. Мы все братья, а мне утром необходима сигара, сахар, зеркало и т. п. предметы, создавая которые мои здоровые и равные мне братья и сестры теряли и теряют свое здоровье»[864]. «Я всю свою жизнь провожу так: ем, говорю и слушаю; ем, пишу и читаю, т. е. опять-таки говорю и слушаю; ем и играю; ем, говорю и слушаю снова; ем и ложусь спать; и так каждый день; другого ничего я не делаю и не умею делать. И для того, чтобы я мог это делать, нужно, чтобы с утра до вечера работали дворник, мужик, кухарка, повар, лакей, кучер, прачка; не говорю уже о работе других людей, которая нужна для того, чтобы эти кучера, повара, лакеи и т. д. имели все то, в чем они нуждаются при своей работе: топоры, бочки, щетки, посуду, мебель, далее воск, ваксу, керосин, сено, дрова, говядину. Все эти люди должны с утра до вечера нести тяжелый труд каждый день, и каждый день для того, чтобы я мог говорить, есть и спать»[865].