Анархо-синдикализм в XX веке

Анархисты и синдикалисты играли ведущую роль в революционных выступлениях трудящихся и в других странах — Аргентине (стачка солидарности с железнодорожниками в июле 1918 г., всеобщая стачка и восстание в Буэнос-Айресе в январе 1919 г., забастовки и восстания в Патагонии), Бразилии (восстание в Рио-де-Жанейро в ноябре 1918 г.), США (волна стачек 1918-1919 гг.) и т.д.

Русская революция, активное участие в которой приняли анархисты и анархо-синдикалисты (группы «Голос труда», «Новый голос труда», Российская конфедерация анархо-синдикалистов, Конфедерация «Набат» и т.д.)[78], казалось, предложила рабочему движению революционную альтернативу социал-реформизму. Идея Советов — не как государственного органа партийного представительства, а как инструмента беспартийной самоорганизации и самоуправления трудящихся на производстве и по месту жительства — заняла прочное место в системе воззрений анархистов и синдикалистов[79]. Большинство либертариев было увлечено событиями в России, увидели в них скорее то, что им хотелось видеть, а не то, что было на самом деле. По словам Э.Малатесты, они понимали под диктатурой пролетариата не систему власти, а «революционное действие, с помощью которого рабочие завладевают землей и средствами труда и пытаются строить общество, где нет места для класса, эксплуатирующего и угнетающего производителей. В этом случае «диктатура пролетариата» означала бы диктатуру всех и не была бы уже диктатурой, подобно тому, как правительство всех не есть уже правительство в авторитарном, историческом и практическом смысле слова», — утверждал старый анархист[80]. Часть либертариев стала заявлять, что большевистская система «диктатуры пролетариата» — это некий промежуточный этап на пути к анархистской организации общества (феномен «анархо-большевизма»). Понадобились годы, чтобы анархисты и синдикалисты поняли, что за «властью Советов» в России скрывается новая партийно-государственная машина.

Революционные синдикалисты оказались перед необходимостью выбрать между анархизмом и большевизмом. Вопрос об ориентации и цели движения оказался в центре усилий по его объединению в мировом масштабе. В конце 1918 г. нидерландские и немецкие синдикалисты повторили призыв к созыву международного конгресса, но на конференцию в феврале 1919 г. в Копенгагене смогли прибыть только скандинавские делегаты. Попытки в 1919-1920 гг. собрать конгресс в Нидерландах и Швеции не удались. Тем временем большевики, коммунистические партии и группы ряда европейских стран объявили о создании Коммунистического Интернационала. Многим анархистам и революционным синдикалистам казалось, что новое международное объединение может быть центром притяжения не только для леворадикального крыла прежней социал-демократии, но и для либертариев, своего рода историческим примирением между Марксом и Бакуниным на основе революционных принципов. О своем присоединении к Коминтерну заявили французский «Комитет синдикалистской защиты» Р.Перика (весной 1919 г. переименован в Коммунистическую партию, а затем — в Коммунистическую федерацию Советов), итальянский УСИ (в июле 1919 г., подтверждено конгрессом УСИ в декабре) и даже — «временно» в ожидании созыва в Испании конгресса по организации «подлинного Интернационала трудящихся» — испанская НКТ (на конгрессе в декабре 1919 г.)[81]. К партийным коммунистам примкнул ряд видных лидеров англосаксонского синдикализма — Билл Хейвуд (американские ИРМ), Т.Манн (ведущий британский революционный синдикалист) и т.д.

Некоторые анархисты рано выступили с резкой критикой большевиков и их диктатуры. Среди них были итальянец Луиджи Фаббри и немец Рудольф Роккер. Уже в 1919 г. шведские революционные синдикалисты (САК) выражали сомнения в том, что большевики действительно порвали с централизмом социал-демократии[82]. Но центром противодействия влиянию большевизма стало немецкое революционное профобъединение ФАУД.