Читаем Анаста полностью

— В себе. Ты сам его представь. Иди к нему навстречу. И с радостью к тебе он устремится. Путь будет радостным. Сближаясь постепенно, вы встретитесь однажды. Вы соединитесь! Ты образ первозданный свой храни, не предавай его другим в усладу.

— Но как представить? Вокруг так и сыпется разная информация о несовершенстве человека.

То, говорят, он раб вечный, то как кролик подопытный. Знакомый мой недавно мне рассказывал, он где-то в книге прочитал, там сказано, что будто бы людей какие-то инопланетные существа сотворили и теперь питаются их энергией, учат, как неразумных.

— Коль хочешь неразумным быть, Владимир, — поверь им.

В раба поверишь — породишь в себе раба.

Поверишь, что энергией твоей питаются против твоей же воли — будешь чахнуть, действительно отдашь энергию свою.

Всё существует, что существующим сам посчитаешь ты.

С рожденья самого, значенье человека — сына Бога — принижать пытаются. Но ты заметь, Владимир, всегда за этим кто-то есть, себя стремящийся возвысить. Он не высок, на самом деле, против человека, и возвыситься не может. Ему и остаётся путь один — высокого принизить и не дать ему расти.

— Да, Анастасия, ты точно здесь права. Я что-то не могу даже и припомнить ни одной книги или кинофильма, где бы человека представляли как самое сильное существо Вселенной. Всегда самыми сильными выступают инопланетяне, а если и люди, то связанные с внеземными силами какими-нибудь. Теперь я понимаю, какому серьёзнейшему и длительному внушению подвергается человек, и, конечно же, это не случайно. Кому-то это очень нужно.

Если бы действительно человек был слабым и не обладал какой-то загадочной и неведомой силой, то чего его бояться? Зачем тратить столько усилий, доказывая обратное?

Ты одна, Анастасия, рассматриваешь человека как сына Бога и самое сильное существо Вселенной. Но это означает, что твоей трактовке образа человека будет противостоять множество других образов. У них отработанные тысячелетиями технологии.

Они уже создали множество образов бессильных людей.

Много разных учений, принижающих человека. На них работает всемирная пресса, сценаристы и режиссёры, и их много, очень много. Ты, похоже, одна, Анастасия. И всё же ты на что-то надеешься. На что ты надеешься? На что, Анастасия?

— На первозданный образ свой. И твой, Владимир, первозданный образ. На первозданность образов людей, которые уже поместья строят. Того, кто в будущем навстречу подлинному своему образу пойдёт.

— Анастасия, а ещё они говорят, что нет тебя совсем. А про меня, что я не тот и не такой, как в книгах выгляжу. Теперь я понял, такими действиями они пытаются стереть в людях идущую от твоего образа информацию. Частично у них получается. Есть читатели, даже среди тех, кто строит родовые поместья, которые говорят, что давайте, мол, не будем упоминать имени Анастасии, не будем говорить о книгах, давайте не будем свои родовые поместья называть родовыми поместьями, раз властям кто-то внушает, что названия эти нехорошие. Им за это даже разные уступки предлагают.

— А ты, Владимир, как к такому предложению относишься?

— Если честно, Анастасия, то и я подумал: раз эти слова кого-то раздражают, может, лучше и не произносить их? Ну, чтобы дело быстрее двигалось. Теперь понял, дело внешне, может, и будет двигаться, только в не совсем нужную человеку сторону. Теперь я понимаю, хотят, чтобы слова «Анастасия», «родовые поместья», «Звенящие кедры России» не произносились потому, что за ними сразу возникают сильные образы и информация. Их-то и хотят людей лишить. Я правильно понимаю?

— Конечно, Владимир, за каждым словом действительно стоит образ и информация. Бывает, всего за одним словом стоит столь огромный объём информации, что и в ста томах книг не отобразить её, не заменить всего одно это слово.

— Но ведь есть слова, которые пробуждают в людях разные образы. Например, слово «война». Одни за этим словом могут подразумевать освободительную войну, другие — захватническую.

— Но всё-таки когда это слово произносят, в представлении у людей сразу возникает множество картин сражений, воюющих стран, оружия и многого другого. И пусть картины разными немножко будут, их множество и сходных, а слово ведь одно.

— «Родовое поместье», за этими словами тоже множество образов разных может быть?

— «Родовое поместье» — это словосочетание, за которым стоят самые сильные образы, способные поместить человека в Божественную среду обитания. Сам посуди, Владимир, первые три буквы этого словосочетания являют собой слово «род». А род — это приходящие в жизнь друг за другом люди, и первый из них от Бога. Каждый рождённый сегодня человек становится во главе этой великой цепочки. В его власти поместить свой род в ту или иную среду обитания. В каменную ячейку или в прекрасное пространство своего родового поместья. Или — вообще разорвать родовую цепочку. В его власти питать свой род Божественным твореньем иль пищей, не несущей энергии Души.

— А при чём здесь пища, Анастасия? Если предки моего рода уже давно не живут,

— Живут частички предков всех в тебе, Владимир. Из них и тело, и дух твои.

Перейти на страницу:

Все книги серии Звенящие кедры России

Похожие книги

Оружие великих держав. От копья до атомной бомбы
Оружие великих держав. От копья до атомной бомбы

Книга Джека Коггинса посвящена истории становления военного дела великих держав – США, Японии, Китая, – а также Монголии, Индии, африканских народов – эфиопов, зулусов – начиная с древних времен и завершая XX веком. Автор ставит акцент на исторической обусловленности появления оружия: от монгольского лука и самурайского меча до американского карабина Спенсера, гранатомета и межконтинентальной ракеты.Коггинс определяет важнейшие этапы эволюции развития оружия каждой из стран, оказавшие значительное влияние на формирование тактических и стратегических принципов ведения боевых действий, рассказывает о разновидностях оружия и амуниции.Книга представляет интерес как для специалистов, так и для широкого круга читателей и впечатляет широтой обзора.

Джек Коггинс

Документальная литература / История / Образование и наука
Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции
Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции

«Мы – Николай Свечин, Валерий Введенский и Иван Погонин – авторы исторических детективов. Наши литературные герои расследуют преступления в Российской империи в конце XIX – начале XX века. И хотя по историческим меркам с тех пор прошло не так уж много времени, в жизни и быте людей, их психологии, поведении и представлениях произошли колоссальные изменения. И чтобы описать ту эпоху, не краснея потом перед знающими людьми, мы, прежде чем сесть за очередной рассказ или роман, изучаем источники: мемуары и дневники, газеты и журналы, справочники и отчеты, научные работы тех лет и беллетристику, архивные документы. Однако далеко не все известные нам сведения можно «упаковать» в формат беллетристического произведения. Поэтому до поры до времени множество интересных фактов оставалось в наших записных книжках. А потом появилась идея написать эту книгу: рассказать об истории Петербургской сыскной полиции, о том, как искали в прежние времена преступников в столице, о судьбах царских сыщиков и раскрытых ими делах…»

Валерий Владимирович Введенский , Иван Погонин , Николай Свечин

Документальная литература / Документальное