Анастас Микоян

Именно в эти годы начинает формироваться сталинская модель управления экономикой. Её основы: 1) составление планов, плохо или совсем не учитывающих реальной ситуации; 2) обязательное соблюдение принципа непрерывного роста, ускорения, интенсификации; 3) полное пренебрежение к последствиям, возникающим в результате выполнения предыдущих двух пунктов. Наконец, 4) безжалостная расправа со всеми, кто выступает против.

А последствия — обнищание народа, падение производительности труда, рост преступности, недоверие к власти. Чтобы держать людей в повиновении, требовалось непрерывно укреплять карательные органы. А каждый сотрудник ОГПУ тоже должен что-то есть.

В феврале 1929 года карточная система была официально введена на всей территории страны.

2 1928 год: продажа коллекций Эрмитажа

Здесь на сцене вновь появляется уже известный нам Георгий Пятаков, троцкист, бывший заместитель Дзержинского, косвенно виновный в его смерти. Пятаков был отправлен торговым представителем в Париж и там свёл знакомство с бизнесменом армянского происхождения, нефтяным магнатом Галустом Гульбенкяном. Пятаков предложил ему покупать у СССР нефть и создать для этой цели совместное предприятие. Дело выгорело: Гульбенкян получил монополию на покупку советской нефти. Затем Пятаков выяснил, что Гульбенкян — знаток старинной живописи и собирает её, и за редкие полотна готов щедро платить. У Пятакова возникла идея продать Гульбенкяну часть полотен из советских музейных коллекций — в первую очередь из Эрмитажа. Нефтяной магнат очень заинтересовался и даже составил список картин, которые он желал бы купить в первую очередь.

Пятаков 11 августа 1928 года написал соответствующее письмо Микояну, но тот засомневался в идее и решил просто не отвечать на предложение. Лично Гульбенкяна он не знал, вся работа по реализации нефти велась через Пятакова. Текст письма Пятакова, кстати, сохранился. «Я ему [Гульбенкяну], — пишет Пятаков, — всё время отвечаю, что если нарком согласится, то только в виде величайшего одолжения Вам».

Не получив ответа, упорный Пятаков написал второе письмо, на этот раз члену Политбюро ЦК Михаилу Томскому. Тот перенаправил послание Микояну — но и на этот раз нарком промолчал. Обращает на себя внимание приказной стиль записки Томского: «Микоян! Немедленно спишись с Пятаковым о предложении Гульбенкяна купить у нас картины, может быть, можно узнать, что именно он хочет?» Одна только эта записка Томского даёт полное представление о степени участия Микояна в распродаже коллекций Эрмитажа: он выполнял прямые приказы руководства партии.

Не получив ответа из Наркомторга, Томский обратился напрямую к Сталину. В районе 14 августа Сталин вызвал к себе Микояна и дипломата Аркадия Розенгольца. Как пошёл разговор — неизвестно. Но Сталин действовал быстро: уже 16 августа решением Политбюро была создана «комиссия для обеспечения срочного выделения для экспорта картин и музейных ценностей на сумму 30 млн рублей». Председателем комиссии стал Михаил Томский. Контакты с Гульбенкяном осуществлял Пятаков. Микоян также вошёл в комиссию, должность обязывала. Но Пятаков получил распоряжение по всей текущей работе отчитываться напрямую перед Политбюро, то есть через голову наркомторга.

Резко протестовали против продажи картин директор Эрмитажа Герман Лазарис и народный комиссар просвещения РСФСР Анатолий Луначарский, но их жалобы не имели никакого смысла — всё было решено на уровне Политбюро, фактически лично Сталиным.

Выручка от продажи первых партий живописных полотен оказалась гораздо меньше, чем ожидалось, Пятаков стал искать других покупателей и нашёл американского миллионера и страстного коллекционера предметов искусства Эндрю Меллона. Гульбенкяну это не понравилось, он решил прекратить сотрудничество с Пятаковым и направил ему письмо: «Торгуйте чем хотите, но только не тем, что находится в музейных экспозициях. Продажа того, что составляет национальное достояние, даёт основания для серьёзного диагноза». Пятакова это письмо не смутило, он продолжал бизнес с Меллоном, но дела по-прежнему шли неважно.

Наконец в ноябре 1930 года наркомат Микояна был разделён на два ведомства: Народный комиссариат снабжения СССР (Наркомснаб) и Народный комиссариат внешней торговли (Наркомвнешторг) СССР. Наркомснаб возглавил Микоян, Наркомвнешторг — Розенгольц, который с этого момента визировал, по согласованию со Сталиным, разрешения на вывоз музейных ценностей.

Продажу прекратили только в 1934 году. По подсчётам историка Юрия Жукова, автора книги «Операция „Эрмитаж“», всего от продажи полотен за пять лет советское правительство выручило 25 миллионов золотых рублей, или 12,5 миллиона долларов. Цифра мизерная: ежегодный внешнеторговый оборот страны составлял примерно 1,5–1,7 миллиарда рублей (в 1927–1928 году — 1 миллиард 719 миллионов). Выходит, что в год казна получала от продажи бесценных живописных полотен менее 1 процента от общего оборота.