Она протянула мне руку и ответила на немецком:
— Я даю тебе руку.
Поражаясь услышанному, ещё не веря своим ушам, я спросил:
— И что же, каждого человека можно научить всем языкам?
Я интуитивно чувствовал, что этому необычному явлению должно быть какое-то простое пояснение, и я должен осознать его, донести людям.
— Анастасия, давай рассказывай моим языком и постарайся с примерами, и чтоб понятно было, — попросил я немножко взволнованно.
— Хорошо, хорошо, только успокойся, расслабься, а то не поймёшь. Но давай я сначала тебя писать научу на русском языке.
— Умею я писать, ты про обучения иностранным языкам рассказывай.
— Не просто писать, я писателем тебя научу быть, талантливым. Ты напишешь книгу.
— Это невозможно.
— Возможно! Это же просто.
Анастасия взяла палочку и начертила на земле весь русский алфавит со знаками препинания, спросила сколько здесь букв.
— Тридцать три, — ответил я.
— Вот видишь, букв совсем немного. Можешь ты назвать то, что я начертила, книгой?
— Нет, — ответил я, — это обычный алфавит и всё. Обычные буквы.
— Но, ведь, и все русскоязычные книги состоят из этих обычных букв, заметила Анастасия, — ты согласен с этим? Понимаешь, как просто всё.
— Да, но в книгах они расставлены по-другому.
— Правильно, все книги состоят из множества комбинаций этих букв, расставляет их человек автоматически, руководствуясь при этом чувствами. Из этого и следует, что сначала рождается не комбинация из букв и звуков, а чувства, нарисованные его воображением. У того, кто будет читать, возникают примерно такие же чувства, и они запоминаются надолго. Ты можешь вспомнить какие-нибудь образы, ситуации из прочитанных тобой книг?
— Могу, — подумав, ответил я. Вспомнился почему-то «Герой нашего времени» Лермонтова, и я стал рассказывать Анастасии. Она прервала меня:
— Вот видишь, ты можешь обрисовать героев этой книги, рассказать, что чувствовали они, а с того момента, как ты прочитал её, времени прошло немало. А вот если бы я попросила рассказать, в какой последовательности расставлены в ней тридцать три буквы, какие выстроены из них комбинации, ты смог бы это воспроизвести?
— Нет. Это невозможно.
— Это действительно очень трудно. Значит, чувства одного человека передались другому человеку с помощью всевозможных комбинаций из тридцати трёх букв. Ты смотрел на эти комбинации и тут же забыл, а чувства, образы остались и запомнились надолго… Вот и получается. Если душевные чувствования напрямую связать с этими значками, не думать о всяких условностях, душа заставит эти значки стать в такой последовательности, чередуя комбинации из них, что читающий, впоследствии, почувствует душу писавшего. И если в душе писавшего…
— Подожди, Анастасия. Скажи проще, понятнее, конкретнее, на каком-нибудь примере покажи про обучения языкам. Писателем меня потом будешь делать, рассказывай, кто и как тебя учил понимать разные языки?
— Прадедушка, — ответила Анастасия.
— Расскажи на примере, — просил я, желая понять всё быстро.
— Хорошо, но ты не волнуйся, я всё равно найду способ, чтобы тебе понятно было, и, если для тебя это так важно, я попробую научить тебя тоже всем языкам, это же просто.
— Для нас это невероятно, Анастасия, поэтому постарайся объяснить. И скажи, за какой отрезок времени ты могла бы меня научить?
Она задумалась, глядя на меня, и потом сказала:
— Память у тебя уже неважная, проблемы бытовые… на тебя много времени потребуется.
— Сколько? — не терпелось мне услышать ответ.
— Для бытового понимания, типа «здравствуй», «до свидания» думаю, что не менее четырёх, а может, и шести месяцев, — ответила Анастасия.
— Всё, Анастасия, рассказывай как это делал прадед.
— Он играл со мной.
— Как играл, рассказывай.
— Так ты успокойся, ну, расслабься. Никак не могу понять, что ты волнуешься?
И она продолжала спокойно: