Анастасия. Дело о перстне с сапфиром

— Тебе нужно научиться ему доверять, — не без облегчения вздохнула она. — Позволить быть тем, кто он есть.

— Вы хотите сказать, что мне не хватает женского лукавства и податливости? — засмеялась я.

— Скорее, той слабости, которая способна стать силой… — поправила она. — Я не скажу, что князь — особенный, но таких, как он, немного. Человек чести и долга. — Я хотела вставить свое слова, но матушка не оставила такой возможности: — Ты должна понять одно: то, что он делает для своей империи, значительно больше, чем делаешь ты. Это не умаляет твоих заслуг, — поторопилась произнести она, видя, что последние ее слова мне совершенно не понравились, — но последствия плохо выполненной работы в одном и другом случае настолько разительны, что и сравнивать невозможно.

— Я люблю то, чем занимаюсь….

— И он — любит, — она опять меня перебила. — Так же безмерно, как и ты. И чувствует ответственность, и осознает, что если придется сделать выбор между тобой и тем, что взвалил на себя, он откажется именно от тебя. Не потому что так хочет, потому что будет обязан это сделать. И ни разу не усомнится в своем решении, запрятав свою боль так глубоко, что и не отыщешь, и будет жить с этим, и даже, возможно, встретит ту, что сумеет стать смыслом жизни. А вот сможешь ли ты не сожалеть о потерянном шансе?

— Не ожидала услышать от вас такого, матушка… — вздохнула я, не просто чувствуя правоту, увидев наши с ним отношения, но уже ее глазами. Глазами знавшей жизнь женщины, которой через много пришлось пройти, чтобы получить подобный опыт.

Я не была капризной, навязчивой или заносчивой, не терзала его ревностью, не требовала большего внимания, чем он мог оказать, но и не давала того, что способна была дать в ответ на его чувства.

Я. Моя служба. Мое расследование. Моя матушка….

— Рано или поздно, но жажда материнства в тебе обязательно проснется, — на этот раз ее улыбка вышла грустной. — Тебе захочется посмотреть в милые, полные любви глазенки. Поцеловать крошечные пальчики, прижать к себе крошку, радоваться, когда эти маленькие, обжигающие своей искренностью ручонки, обнимут тебя не потому, что ты хороший следователь, а потому что ты — мама….

— Я боюсь… — воспользовавшись паузой, чуть слышно произнесла я. — Боюсь стать ненужной….

— Глупенькая! — поднимаясь, засмеялась Елизавета Николаевна. Подошла, прижала меня к себе, ласково провела по волосам. — Эта проблема решается проще, чем все остальные — стань единственной, к которой он будет стремиться, где бы ни был!

— Всего-то?! — подняла я голову.

Матушка улыбалась, но в глазах у нее была… тоска. Бесконечная серость без малейшей надежды на рассвет.

— Вы его не любите! — вздохнула я, догадавшись о том, о чем она предпочла бы ни говорить.

— Я сделала свой выбор, — наклонившись, поцеловала она меня в лоб. — Тебе пора, — произнесла, отстранившись.

Она была права — мне стоило поторопиться. Защита, которую установила вокруг дома, как раз предупредила о появлении гостя, которого я ждала.

* * *

— Мне не нравится твоя задумчивость, — посетовал Сэм, когда мы проехали половину пути. — Если тебе нужна помощь….

Разговор с матушкой никак не отпускал, заставляя вновь и вновь возвращаться к сказанным ею словам. И не только о чести и долге, но и о предназначении. Предназначении быть женой и матерью….

Вчера я об это даже не думала, считая чем-то далеким и не имеющим ко мне никакого отношения, сегодня же все изменилось, сдвинулось, заставив окунуться в то, что и не забывалось, но осталось где-то там… в прошлом.

Приют. Малышня. Сказки перед сном. Смех по утрам. Сброшенные на пол одеяла. Летающие по спальной комнате подушки. Радостный, ликующий визг. Шлепанье босых ног по полу…. Непослушные вихры. Косички, в которые мы, старшие воспитанницы, вплетали цветные ленты.

Мелочи, которые сейчас воспринимались счастливыми воспоминаниями, затмевая и горечь детских обид, и накатывавшее время от времени чувство одиночества, и тоску… ставшую особенно острой в тот миг, когда я осознала, что больше не стоит ждать ту, настоящую маму, которая если и существовала где-то, то точно не для меня.

— Нет, не нужна, — открыв глаза, посмотрела я на Самюэля.

Карета мягко качнулась… как колыбель….

— Как прошла помолвка? — зашел он с другой стороны.

— Все оказалось не так уж и страшно, — усмехнулась я, давая понять, что и эта его попытка оказалась безуспешной.

Сэма неудача не остановила. Он наклонился вперед, взял мою ладонь, легко сжал и произнес… проникновенно:

— Ты ведь помнишь, что я был первым?

— Тьфу на тебя! — засмеялась я, не сразу сообразив, что это была всего лишь шутка в его духе. — Напугал!

— Главное, что ты вновь улыбаешься, — отпустив мою руку, удовлетворенно протянул младший Джакс. Насладившись моим… наигранным гневом, откинулся на спинку сиденья: — Вильен прислал вестника. Задержится. Кто-то из осведомителей намекнул, будто знает напавших на Катарин Ками.

— Надеюсь, что так оно и есть, — бросила я взгляд в окно кареты.

Жила бы я в своем доме….

Мысль о доме тут же породила другую. Тоже о доме, но уже ином, которому предстояло стать нашим: моим и Даниила….