Анастасия. Энергия твоего рода. Том I

С первого взгляда она предстаёт обычной, только необычайно красивой и влекущей к себе девушкой, но потом, когда начинаешь общаться, она словно превращается в некое существо, живущее за пределами разумного.

Возможно, такие ощущения возникали у меня, не имеющего достаточно знаний, понимания сути нашего бытия. Другие могли бы воспринимать её иначе.

Я вспомнил, что даже на прощание у меня не возникло желания поцеловать или обнять её. Неизвестно, хотела ли она этого. Да и чего вообще хотела она?

Я вспомнил, как рассказывала она о своих мечтаниях. Какая странная философия любви: организовать сообщество предпринимателей, чтобы помочь им, написать книгу с её размышлениями, перенести людей через отрезок времени тёмных сил.

И она верит! Убеждена, что всё так и получится. Да и я хорош: дал слово ей, что попробую организовать сообщество предпринимателей и книгу написать. Теперь она ещё больше, наверное, об этом размечтается. Придумала бы что-нибудь попроще, пореальнее.

Какая-то непонятная жалость возникла во мне к Анастасии. Я представил, как она в своём лесу будет ждать и мечтать, что так всё наяву и случится. Хорошо, если будет просто ждать, просто мечтать. Она ещё, чего доброго, и сама начнёт предпринимать какие-то попытки и направлять свой лучик доброты, тратить колоссальную энергию своей души и верить в невозможное. И хотя она демонстрировала мне возможности своего лучика, пыталась объяснить его механизм, сознание не воспринимало его как реальность. Судите сами – по её словам, она направляет свой лучик на человека, освещает его невидимым светом, дарит ему свои чувства, стремление к доброму, светлому.

– Нет, нет, только не подумай, что я вмешиваюсь в психику, насилую душу и разум. Человек волен брать или отторгать. В таком количестве, насколько они ему нравятся, близки по душе, сколько сможет вместить в себя этих чувств. Тогда он и внешне светлее становится, и болезни ваши от него отступают, частично или полностью. Так могут делать мои дедушка и прадедушка, и я это всегда могла – меня прадедушка научил, когда играл со мной в детстве. Но теперь мой лучик стал во много раз сильнее, чем у дедушки и прадедушки, потому, говорят они, что во мне родилось это необычное чувство, которое называется любовь. Оно яркое-яркое, даже жгучее немножко. Его так много, и хочется дарить его.

– Кому, Анастасия? – спрашивал я.

– Тебе и людям, всем, кто может принять. Хочется, чтобы всем хорошо было. Когда ты начнёшь делать то, о чём я мечтала, я приведу к тебе многих из этих людей, и вы вместе…

Вспоминая всё это, представляя Анастасию, я вдруг понял: если я не смогу выполнить, по крайней мере не попытаюсь выполнить то, чего хотела она, всю оставшуюся жизнь будут мучить меня сомнения, и останется ощущение предательства по отношению к мечте Анастасии. Пусть не очень реальной, но так страстно желаемой ею. Я вынес для себя решение – и теплоход прямым ходом пошёл к Новосибирску.

Демонтаж выставочного оборудования и разгрузку я поручил исполнительному директору своей фирмы. Кое-как объяснился с женой и уехал в Москву.

Уехал, чтобы воплотить в реальность или по крайней мере хотя бы попытаться воплотить в реальность мечту Анастасии…

* * *

События после первой встречи с Анастасией я изложил в книгах серии «Звенящие кедры России», «Пространство любви», «Сотворение». Во время одной из последующих встреч с Анастасией я сказал ей:

– Ну ты, Анастасия, как будто волшебница из какой-то сказки, сказала: «Ты напишешь книги, и их будут читать много людей». И я написал, и читают их много людей, письма пишут мне, стихи и песни барды сочиняют. Вот только критики говорят, что язык мой кондовый, не совсем литературно красивый.

– Язык твой понимают множество людей, Владимир. Он соответствует событиям происходящим.

– Но критики… Они специалисты. В литературных институтах учились.

– Значит, их мнение тебя как-то унижает?

– А что приятного может быть от их высказываний? Ты вот говоришь о каких-то событиях, от которых может измениться и мой литературный язык. Можешь для примера показать такие события?

– Могу.

И Анастасия произнесла монолог о сотворении Земли и Человека. Она говорила его на русском языке, но только фразы строила необычно, и ритм их будто в музыку сливался. А тайга то замирала, то голосами птичьими в такт фразам помогала. Перед глазами возникали голограммы прошлого далёкого.

И видел я, как поправляет ветерок златые пряди, открывая лоб красавицы, стоящей пред Адамом. И как он отвернулся от неё. И как кометой энергия любви на Землю устремилась, от Бога удаляясь с последней искоркой своей. И как окутала собой энергия любви первых людей Земли. И как рожала Ева первенца – совместное творение. И ликовал Адам, его увидев. Их диалог запомнил навсегда:

– Ева! Ева! Моя женщина! Ты способна претворять мечты?

– Да, Адам, твоя женщина. Сотворим всё, что сможешь помыслить ты.

Когда рукопись принёс в издательство, редактора сказали: «Столь живой образ Бога впервые появился в литературе».