Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых

На следующее утро Дассель наблюдал за тем, как претендентка проходит по коридору, и в первый раз он смог увидеть некоторое сходство с Анастасией, нет, не в чертах ее внешности, но в том, как она идет. {26} Но он по-прежнему не был ни в чем убежден. «Я не буду знать покоя, не разгадав до конца эту загадку», – написал он. В противоположность его более поздним утверждениям именно здесь, а не до его приезда в замок Зееон, Дассель, «предварительно обсудив план с герцогом Лейхтенбергским», записал свои воспоминания о госпитале и передал последнему конверт с записями. {27} После этого посвященные в содержание вопросов герцог и Баумгартен стали требовать, чтобы претендентка ознакомилась с памятной запиской Дасселя. В первую очередь Баумгартен спросила, помнит ли она татуировку, которая была у Николая II. {28} Претендентка стала настаивать, что такая ерунда вообще невозможна. Как она утверждала, ей часто доводилось видеть, как отец занимался греблей в рубашке с закатанными рукавами, и «на обеих руках у папы не было никаких татуировок. Нет, нет, это я могу утверждать наверняка. У него ничего подобного не было» {29}. Но она ошибалась. В 1891 году, еще в бытность свою цесаревичем, Николай во время поездки в Японию на правой руке сделал себе татуировку в виде дракона, рисунок был таким большим и многокрасочным, что для его нанесения потребовалось, как он записал в своем дневнике, несколько часов {30}. Если бы фрау Чайковская действительно была Анастасией, разве она сделала бы такую очевидную ошибку?

Еще одним проверочным испытанием стало сожаление, которое было высказано Дасселем по поводу того, что он не получил «часов и сабли, которые вручались другим офицерам» в их военном госпитале. Как написал позже Дассель, это было «заведомо ложное заявление», и претендентка исправила его ошибку {31}. Однако то, что имело место на самом деле, выглядело совсем не так. Если верить Вере фон Клеменц, когда претендентке сказали все это, она на это никоим образом не отреагировала. Однако позднее фрау Чайковская заметила: «Я знаю, мы давали подарки, но я больше не помню, какими были эти подарки. Это было так давно. Я не в силах представить себе, что это было. Часы, да, но я не думаю, что сабли. Я не знаю. Сабли? Сабли? Возможно, такие подарки делали в госпитале моей матери. Но если он говорит это, наверное, так оно и было» {32}. В данном случае не только не было сделано каких-либо поправок, но фрау Чайковская закончила тем, что признала истинным и согласилась с «намеренно ложным» заявлением Дасселя.

В последний день посещения последовали новые расспросы и «намеренно ложные» утверждения. Дассель заявил, что великие княжны посещали госпиталь ежедневно. «Нет, совсем не ежедневно», – уверенно поправила его претендентка {33}. Вслед за этим последовал его вопрос о бильярдном столе, по словам Дасселя, он, намеренно ошибаясь, утверждал, что этот стол был установлен в комнате на верхнем этаже. Претендентка не согласилась с ним, сказав: «Нет! Бильярд стоял внизу!» {34} Однако Фэйт Лейвингтон, которая тоже присутствовала там, запомнила несколько иную трактовку данного вопроса. Дассель, записала она тем вечером в своем дневнике, настаивал на том, что он «совершенно честно не помнит», где стоял бильярдный стол, высказывая предположение, «что ему кажется», что он находился на втором этаже, но при этом не делал никаких определенных заключений {35}. Однако помимо всего сказанного и по поводу дальнейших вопросов и заведомо ложных утверждений фрау Чайковская, как об этом рассказал Дассель, «дала нам понять, что не помнит ничего» {36}.

Во второй половине последнего дня своего пребывания в замке Дассель внимательно изучал лицо претендентки, пытаясь сравнить то, что он видел, и то, что он сохранил в памяти как лицо Анастасии. Занимаясь этим делом, он смог заметить «такие же глаза», как у настоящей великой княжны, «те самые глаза императора». Наконец он заявил: «Я узнал великую княжну Анастасию» {37}. С этими словами Дассель уехал из замка Зееон. «На основании большого объема всесторонних наблюдений, – так звучало его заявление на следующий день, – я смог прийти к убеждению, что пациентка в замке Зееон является великой княжной Анастасией, несмотря на то обстоятельство, что она очень изменилась внешне и страдает потерей памяти» {38}.