Анастасия, или Кому выгоден миф о гибели Романовых

Случались происшествия, кто-то взял из сундука, стоявшего в угловой комнате в спальне родителей, вещи. По поручению мамы Татьяна подняла шум, прибежал комиссар и стал стрелять в потолок, думая напугать воров, а может и нас. Красногвардейцы смотрели на наше имущество с завистью и хотели, если не забрать, то испортить. Кражи и споры продолжались бесконечно, но обратно вещи возвращались. Кражи — дело рук большевистски настроенных солдатиков и офицеров, и некому было жаловаться.

Каждый день к нам приходили люди. Один из неприятных субъектов — Голощекин, и еще Белобородое, тоже противный тип, не здоровались с государем, вели себя грубо. Белобородое все говорил о казни во Франции короля Людовика и Марии-Антуанетты. Палачей было много, все красные офицеры имели зверские физиономии и говорили: «Изменников вешают, изменников казнят». Словно мы были изменниками. Говорили, что мы простой народ морочили, держали в темноте, что в России потому мало грамотных людей, одни мошенники и жулики, упрекали государя, вспоминали Распутина, его слова, что защитит нас, но не защитил. Откуда только знали это? Приходила публика и попроще, говорили: «Вы поцарствовали, помучали бедных людей». Мы отвечали, что никого не мучали. Однажды явился человек, армянин, и заявил: «Вы были всем, а стали ничем, и, может быть, вас казнят». Случались и маленькие приятные события. Кто-то принес ежика, назвали его Милашка. Кормили хлебом, яблоками, морковью. Еще держали хомячка. Здесь у нас было три собачки: Джой — брата, Пенни — Татьяны и еще одна, Юк-Юк.

Первый комендант, Авдеев, — представительный человек, его не сравнить с помощником Мошкиным, ничтожеством, который важничал и показывал себя с плохой стороны. Авдеев с девочками разговаривал серьезно, пустого и лишнего от него не слышали, это мне нравилось.

В Ипатьевском доме стал появляться наш знакомый по Тобольску Афанасий, кавалер Ольги. Он был похож на русского, но, если присмотреться, заметно было еврейское: он был сыном богатых евреев из Петрограда. Брюнет, выше среднего роста, одно время носил усы и небольшую бородку, которые ему шли. Это был образованный и красноречивый человек. Ольга страшно нравилась ему, прямо с ума сошел, приходил каждый день и приносил для нее цветы, кружева или что-нибудь старинное: коробочки, красивые кольца. Еще он приносил любые продукты, какие нам хотелось. Если служба задерживала его и не мог прийти, присылал с мальчиком или солдатиком по две записочки в день, писал по-французски.

О себе он рассказывал, что до революции был на войне, служил в разных местах, приходилось много ездить. Это был умелый, бывалый, обходительный человек, куда там до него было мальчишке Тарабанову. Он, как и Ольга, любил поэзию и, чтобы понравиться сестре, каждый день приходил в новом костюме. Мы знали, что у Афанасия были жена и дети, что его заставили жениться, сейчас он разведен, и дети обеспечены и живут где-то на Украине, может быть в Харькове. По три часа Афанасий сидел у нас, и мама начинала роптать: «Сколько он говорит!». Все-таки он влез в душу Ольге, понравился ей. Афанасий несколько раз просил руки сестры, но мама и отец не хотели, чтобы их дочь вышла замуж за мещанина, отвечали, что у нее печаль, что не время думать об этом. Афанасий настаивал и просил, чтобы ему не отказывали, что подождет. Родители все это пережили.

Комендант Авдеев ухаживал за Ольгой и Татьяной и говорил Афанасию, что ухаживает за девушками по-дружески. Красавец Афанасий называл Ольгу своей будущей женой и просил относиться к ней подобающим образом. Ольга часто играла на фортепиано, здесь стоял рояль Левенталя, и вечерами наперебой просили ее исполнить что-нибудь. Иногда под рояль танцевали. Афанасий приносил шампанское и угощал всех. Помощнику коменданта Мошкину больше нравилась Мария, но без взаимности. Мошкин был маленького роста, темный, вроде цыгана. Был один начальник в доме, Медведев, мы называли его «Медведь», ему нравилась Татьяна, быстрая да разговорчивая. Медведев был неплохой человек.

Солдаты, которые не ухаживали за девушками, вели себя скверно, часто напивались, безобразничали, играли в очко на деньги и дрались. Все это происходило на первом этаже.

Иногда мы отправлялись в церковь и монастырь, Алешеньку всегда сопровождал солдатик. Родителей никуда, кроме дворика или маленького невзрачного садика, не выпускали. Потом был маленький скандал: Авдеев и другие выпивали, где не положено, об этом донесли, комендант обиделся и ушел.

Новый комендант, Яков Юровский, — ничего себе, неплохой человек, понравился нам. О себе он рассказывал, что его мать и сестра — православные, отец — иудей. Когда-то он жил в городе, не помню название, где много церквей и монастырей, был крещен по-православному и даже не знал еврейского языка, считал себя русским. Когда его оскорбляли как еврея, говорил, что считает себя русским и что русский народ — великий народ.