Анастасия (сборник)

Что-то прожужжало в воздухе, и Гилл содрогнулся, не понимая, почему он налетел на невидимую стену, тело отказалось повиноваться и клонится к земле. Он скосил глаза и увидел торчащую из груди рукоять спартанского метательного ножа, поморщился, испытывая прямо-таки детскую обиду, – так несправедливо было со стороны судьбы лишить его возможности нанести хотя бы один удар.

Перед глазами встала Лаис, тоненькая, с полурассыпавшимся узлом волос, в сиянии щемящей нежности. Бронзовая ящерка печально ткнулась в его щеку и исчезла за колонной, промельком блеснуло воспоминание, что он так и не собрался спросить у Лаис, за что же она его полюбила, сияние исчезло, мир завертелся и погас.

Чуточку побледневший Анакреон сказал:

– Я не знаю, чему больше изумляться – мастерству твоих телохранителей, твоей вере в него или твоей предусмотрительности.

– Трать красноречие на девушек, это сулит более осязаемые выгоды, отмахнулся Нестор. – Когда доживешь до моих лет, поймешь, что прозвище Многомудрый присваивается не зря.

– Опасная была забава.

– Я не был уверен до конца, что он решится. – Нестор подошел к лежащему навзничь Гиллу и заглянул в лицо. – Бедная марионетка все же оказалась способной на самостоятельный шаг. Так о чем ты собирался доложить, когда ввалился болван Менестей?

– Наши люди выследили Эпсилона со свертком под мышкой. Ты сам сказал, что нужны бумаги, а не человек. Словом, его убили метательным ножом, не хотели рукопашной.

– Но почему же я не слышу радости в твоем голосе? – вкрадчиво спросил Нестор. – Почему ты прячешь глаза, мальчик мой?

– Потому что в свертке не было бумаг. Там…

– Что?

– Навоз, – решился Анакреон.

– Покойный был не лишен чувства юмора. – Нестор невесело захохотал и оборвал смех. – Проиграли. Позорно. Что скажешь?

– Не мы его выследили, а он нам подставился, уводил от того, кому передал рукопись, – я уверен, что не укрыл в тайнике, а именно передал, иначе не лез бы нам на глаза.

– Вот именно. Хоть кентавра-то прихлопнули?

– Без особых трудностей.

– А стрел у нас нет, хотя это не столь уж важно – три последние стрелы не перевернут мир, всего лишь зажгут три пожара. Копия рукописи – вот что важно. Впрочем, подлинник в наших руках, а то, что не написано рукой самого Архилоха, можно смело объявить подделкой. Хотя кто сейчас знает руку Архилоха…

– Прости, но можно подумать, будто ты опасаешься судебного разбирательства.

– Глупости, – сказал Нестор. – Плохо, что остались люди, которые знают. Вот ты, например, знаешь лишь то, что эта рукопись написана неким Архилохом, а кто он был и о чем писал, понятия не имеешь. Иначе прикончил бы я тебя давно, мальчик мой. (Анакреон посмотрел на старика и не решился усмехнуться.) А кто-то – знает. – Казалось, он забыл об Анакреоне. – Я ничего не боюсь, но лучше все же, чтобы исчезли последние следы, последние очаги беспокойства.

17. МАЙОН И ЕГО ГОСТИ

Майон не находил себе места: то бродил по комнате вокруг стола, как зверь по клетке, то бросался на ложе и лежал напрягшись, сжимая кулаки в бессильной ярости. Комната в родном доме стала вдруг чужой, незнакомой, враждебной – потому что дверь привалили снаружи чем-то тяжелым и возле нее стояли стражники, а под окном, почти наглухо торопливо забитым досками, расхаживали другие, и в доме их было полным-полно.

Больше всего терзало то, что он ничего не знал о судьбе друзей. Что произошло в Афинах после того, как нагрянула орава вооруженных людей и его сделала пленником в собственном доме, можно было догадываться. Понемногу из криков и шума за окном он составил представление о случившемся: заговорщики выступили, Тезей бежал, Менестей торжествует победу. Гилл, Нида, Назер – что с ними?

Он насторожился – от двери оттаскивали что-то тяжелое, она растворилась и снова захлопнулась, человек остановился на пороге, ожидая, когда глаза привыкнут к полумраку.

– Гомер! – Он радостно вскочил, но застыл на полпути – он был уже не прежним и научился осторожности. – Как они тебя пропустили?

– Удивительные болваны, – весело сказал Гомер. – Наверняка и окно заколотили, и дверь столом приперли по собственной инициативе, приказали им охранять, вот и лезут вон из кожи.

– Но как они тебя пропустили?

– Приказ, приказ. – Гомер прошел к столу и сел. – Дружище, надеюсь, ты понимаешь свое положение? Только не цепляйся за свои тайны – все наши тайны Многомудрый расколол, как орехи. Но, на наше с тобой счастье, мы ему очень нужны. Ты и я.

– Понятно, – сказал Майон. – Не стоит и голову ломать. Троянская война началась с похищения Елены, кентавров перебил пьяный Геракл, что мы и должны внушить всем и каждому. Правильно?

– Молодец, – сказал Гомер. – Я так и знал, что не придется тебе ничего растолковывать. Подожди, не изображай статую гордой Непреклонности. Пока ты здесь торчал, в Афинах многое изменилось.

– Я знаю. На улице так вопят…

– Я не о том. Гилл мертв. Все его бумаги у Нестора. Понимаешь? Все. А копию рукописи Архилоха твоя Нида собственноручно отдала Нестору. Не веришь? Я сам ездил с ними к ее тетке, и там, в подвале…