Анастасия, ты прекрасна!

Но это касается лишь связанных робостью и опасениями романтиков. Иные же подобны избалованному, неуправляемому и жестокосердному ребёнку, точнее, как сейчас говорят, спиногрызу или даже пиздюку — махровому, не способному нажраться эгоисту. Замешанная на таком «цементе» пошлость сминает душистые бутоны, мнёт их, разъедает своей токсичностью и кислотой. Когда добивая, и это, если сравнивать, лучший вариант, а когда оставляя искалеченных в живых. Нечто чумное попадает в души юных несчастных созданий, отчего те всю оставшуюся жизнь мучаются сами и пытают окружающих.

Мудаков, что порождают такое я бы лично давил и отправлял на каторжные работы. И не потому, что в белом пальто, а потому что человеку положено держать своего Зверя в узде. Избыть это в себе, может быть, не получится никогда. Вечная борьба. Но не позволять ему многого мы обязаны.

— Ты так долго на них смотришь, хотя ведь самые обычные трусы, — вытащила Катя к поверхности.

— Знаешь чем отличается человек творческий, с тонким художественным взглядом, от обычного? — нашёлся я.

— Ха-ха, чем же?

— Умением видеть в самых простых и обыденных вещах новое, нечто особое и удивительное. А утюг возьми в шкафу, правая дверца.

Кате не нужно сильно стараться, чтобы выглядеть хорошо. Личико смазливое, тело довольно привлекательное, походка лёгкая, с естественным движением бёдер. На моих мизерных квадратах, она начала ходить туда-сюда и, если уж быть до конца честным, ласкать мне глаза. Причём зная это. Без стыда и стеснения. А ещё с надеждой.

— А всё же, что ты мне хотела рассказать?

— Это касается Насти, помнишь просил за неё?

Я кивнул.

— Ну всё, теперь она одна из самых популярных в лагере. Причём не сильно-то и изменилась характером. И в этом всём есть моя заслуга.

— Кстати, — вспомнилось вдруг мне, — а ведь заслуги у тебя не малые. Кто Настю всяким постельным штукам учит?

— Хе-хе, — с торжеством издала Катя, а потом вдруг озарилась: — Стой, Саша! То есть как? Значит у вас…

Я едва не треснул себя. Вот что значит спалился. Досада плеснула девятым валом. С трудом удержался от того, чтобы не вцепиться в волосы. Какой же осёл!

— Нет между нами ничего, — всё же проговорил я. Ну не подтверждать же, в самом деле!

— Ой, всё уже, я теперь точно уверена. А Настя-то, Настя — столько всего спрашивала, прям в подробностях расскажи, а когда в Инет посылаю, то обижается.

Утюг разогрелся и Катя начала сушку. Я всё ещё досадую, на автомате отслеживая, как приподнимается и опускается попка. Дополнительная прокладка ткани скрывает все естественные складочки, сами трусики натянулись, ровно-ровно, словно и нет ничего такого под ними, исконно-вожделенного, а может даже и рокового.

— Так, что касается награды… — снова вырвался я из плена соблазна и душевных мытарств. Достал смартфон и зашёл в кабинет с правами администратора. — Дай мне свой телефон.

И не думая одеваться, он протянула довольно внушительный, за счёт силиконового чехла, аппарат.

— Разблокируешь?

— Хочешь подсмотреть, что у меня в сохрах, да? — стрельнула Катя глазками и обдав терпким дыханием.

— Я не большой любитель подглядывать, — отозвался я, заходя в настройки системы. — Хотя, если прям что-нибудь особенное…

— Ну уж нет! Такое я не могу показать! — выхватила Катя телефон обратно. Я же нашёл её мак-адрес в списке и убрал все ограничения.

Сопровождая слова многозначительным взглядом, отвечаю:

— Отсылала кому-то интим-фоточки?

— Не скажу, — показала она язык, — но это не самое страшное.

— О, так в твоём шкафчике хватает скелетов, да?

Я встал и прошёл к шкафу, где лежит барсетка. Выудил пятитысячную купюру и скрытно сунул в карман шорт.

— Так, Катя! — с торжеством и коварством посмотрел я. — Пришло время расплачиваться за своё безрассудство. Иди сюда.

Так и не надевшая штаны, она с лёгкой растерянностью подошла. Я же, приняв максимально похабное выражения лица, говорю:

— А теперь суй свою ручку ко мне в карман, да поглубже. Там есть кое-что интересное.

— А-э… — не сразу нашлась Катя, но почти сразу обрадовалась и уже много смелее продолжает: — Там может сразу в шорты, под резинку?

Я громко рассмеялся и, покачав головой, отвечаю:

— Нет, сначала давай ручку в карман.

Уже с не малым опытом, Катя сделала это глядя мне в глаза, нарочито плавно и медленно. От тёплой руки возле естества меня пробрала дрожь и я чуть не согнулся от спазма, какой бывает во время прелюдии, когда гладишь и касаешься очень осторожно.

Но вот Катя нащупала хрустящую купюру и, с изменившимся лицом, вытащила её.

— Моя благодарность и просьба. Пусть наши разговоры и дела останутся в секрете.

— Постой, так это мне? — до сих пор не поняла она.

— Это тебе.

— Чёрт! Капец неожиданно, — отступила она, глядя на пахнущий красками банковский билет.

— Договорились?

— Ага, да… вообще не парься. И знаешь, мне как раз нужны деньги. С мамой траблы щас. Денег даже на книги не даёт, а я так хотела купить «Абиссаль». Спасибо, Саш!

Она приблизилась, попробовала достать с цыпочек, но потом ухватила за затылок и притянула к губам.