— Тут понимаешь в чём дело, он же пока действовал, то очень многим людям давал работу. Создавал потребность в кадрах, что в свою очередь стимулировало институты. Да и продукция была своя. А сейчас мы покупаем инструменты и станки у других стран, ну а те, кто не спился, не умер, работают или в охране, или таксуют, или продают. Но тут тоже не всех берут — вон в тот бутик же женщину лет пятидесяти не возьмут, им молодые красавицы нужны.
— Вроде меня, — грустно произнесла Настя.
— Именно.
Помолчали.
— Но погоди, Саш. Если посчитать всех работающих тут, то не столько же ли получится? Может быть пусть не завод, но всё те же люди тут могут работать?
— Даже если бы и да, — тяжело выдохнул я, — всё же техпрогресс позволяет сейчас значительно сократить потребность в человеческом участии, но тем не менее, даже если и ровно тот же коллектив бы переехал в новое здание и давай нас развлекать и кормить, но кто бы ходил сюда всё это использовать, потреблять?
— Я не понимаю, — нахмурилась Настя.
— Да я сам не профессор по экономике, — дернув щекой, отозвался я. — Могу так, по-простому. Раньше нам нужны были вилки, например, — поднял я увесистую со стола. — Вместо того, чтобы покупать это за рубежом, для чего нужна валюта, а её можно получить только, если сам продашь что-нибудь эдакое, мы создаём несколько институтов и из-за рубежа приглашаем учёных. Они учат наших граждан недроведению, инженерии, как получать сталь и другие виды металлов из руд, затем мы строим несколько заводов, куда опять готовим специалистов и уже они воплощают всю техцепочку. От добычи руды, до изготовления и распространения по магазинам вилок. Миллионы людей были обеспечены не только работой, но и жильём, медцентрами, домами культуры, школами, детсадами и всем прочим, что отвечает зову современности и рационально.
— Хих! И всё из-за одной вилки, — уважительно ценила она.
— Да. А сейчас мы всё покупаем оттуда, — условно показал я за спину.
— И это плохо? — ища подтверждение, спросила Настя.
— Вот помнишь в детстве мы рисовали деньги на бумаге?
Она кивнула и осветилась лицом.
— Мы же не можем так же нарисовать и купить, например, комбайн? Деньги, в своё время, были созданы для упрощения торговли, которая велась преимущественно бартерным способом. Сначала это были монеты из ценных металлов, а потом, с новой реформой, банки стали выпускать ноты — аналог наших нынешних. То есть всегда, когда ты хочешь что-то купить у соседа, ты должен что-то дать. И дабы обрести это что-то, ты должен заниматься полезным трудом. Даже если мы возьмём страны, где от Природы полно богатств. Не знаю, нефть ли, леса или самое ласковое море и песок. Всё равно надо вложить какую-то долю человеческого труда, чтобы построить условия, обеспечить безопасность и прочее. Даже ягоду и ту надо собирать, хотя вот, под носом.
Опять посмеялись. Успели опустеть и тарелки, и чашки. Зал кофейни заметно прибавил в посетителях, стало шумнее, но Настя слушает внимательно.
— Всё это значит, что если работоспособное население Елогорска будет посменно работать в одном большом Кедре, то никакого полезного труда не получится, ибо даже если изначально запустить некую сумму денег, то купленные продукты будут съедены, одежда сносится, бензин сожжётся и так далее. Деньги на руках будут, а купить на них будет нечего. Система остановится.
— А купить в соседнем городе? — ожидаемо спросила она и я благодарно посмотрел на милый сердцу лик.
— Для этого ты должен чем-то подкрепить деньги. В наше время за ними может стоять значительно больше вещей, чем раньше, когда было только золото. Можно иметь агрессивный характер и сильную армию, тогда даже за нарисованные деньги ты сможешь купить всё, — снова пошутил я и Настя благодарно отозвалась. — Правда, тогда всё упрощается и никто уже не рисует их. Но не суть, думаю, ты поняла логику. В общем, когда у тебя есть завод, то ты потенциально можешь продать произведённую продукцию и получить чем-то подкреплённые деньги, а уже на них всё, или практически всё, что требуется для города и страны.
— Я поняла.
— Но только не обольщайся, что всё так просто. Это я тут на базе неоконченного высшего и собственных измышлений, а мир в сто раз сложнее. Хотя бы из-за пресловутого человеческого фактора.
Настя задумалась и потом говорит:
— Наверное ты прав и я не понимаю всего, просто мне тогда интересно, а почему мы вместо того, чтобы восстановить завод, перестроили его в Кедр? Его перенесли куда-то?
— У меня нет точных данных по убыли промышленного производства со времён развала. А чтобы ты понимала — любое производство относится к промышленности. Но она отрицательная, Насть. Причём явно. Это значит нигде в другом месте инструментального завода не возникло.
— Так! Если я правильно тебя поняла, то раньше завод подкреплял наши деньги, а теперь нет?
— Можно и так выразится, — кивнул я.
— А на что же мы тогда всё покупаем? — удивилась она.
— Как понимаю, ты сейчас не о своей семье?
— Да, я вроде как обо всех.