Анастасия. Вся нежность века (сборник)

Нападающие тотчас открывают ответный огонь. Разгорается беспорядочная стрельба. Мы видим, как баба, пристроившись у какой-то щели, как у амбразуры, стреляет из невесть откуда оказавшегося у нее в руках ружья и метко, как белку, кладет на снег одного за другим незваных пришельцев.

Сосредоточившись на избе, откуда ведет прицельный огонь Пантелей Кузьмич, нападающие долго не могут взять в толк, что происходит у них в тылу. Когда наконец разобрались, в чем дело, пара красноармейцев задами пробирается к сарайчику, где в засаде засела Устинья, и вскоре над ним взметывается в небо сноп огня.

* * *

Под оружейную канонаду с шумом и криком взлетает стая ворон, камера идет вверх за птицами, и открывается вся панорама заснеженной тайги. Тогда мы замечаем вдалеке на дороге того же мужика в просторном тулупе и мохнатой шапке, с теми же санями, что и в первом эпизоде, который останавливает лошадь и прислушивается к далеким выстрелам.

* * *

Камера берет панорамой всю сцену – непрекращающуюся стрельбу на заимке, беспорядочно перебегающих людей в шинелях; некоторые уже темными пятнами вразброс лежат на снегу; мужика на дороге, привставшего во весь рост и бешено настегивающего впряженную в сани лошадь; кружение и гомон ворон, отряхивающих снег с высоких елок, – и уходит воронкой ввысь, туда, где настежь раскрыто чистое, ясное, бесконечное зимнее небо.

И тогда мы долго слушаем наступившую наконец тишину.

* * *

Камера спускается вниз, опять тихий-тихий заснеженный лес, чирикают птички, и первое, что мы начинаем явственно различать, – размеренный, неторопливый скрип саней, тяжелое дыхание лошади.

Зима 1919 года. Сибирь Болезнь княжны

Снова пустынная дорога в заснеженной тайге, те же глубокие сани, медленно тянущиеся по дороге. На соломе в санях, тщательно укрытая полушубками то ли спит, то ли в забытьи лежит княжна.

Вдали кроваво садится солнце. На горизонте, там, где была заимка, виднеется далекий столб дыма. Где-то впереди угадываются очертания большого селения или города.

Возница в который раз проверяет, в порядке ли княжна, приподнимает ей голову, трогает горячий лоб. Анастасия ничего не слышит, глаза ее по-прежнему закрыты, губы обметаны.

Очевидно, положение критическое, на лице возницы отражаются отчаяние и решимость.

Он осторожно нащупывает обрез, спрятанный в соломе под боком у княжны, пристраивает его себе под полушубок, одергивает полы, перепоясывается и принимается настегивать коня. Сани заметно прибавляют ход.

* * *

На въезде в город дорогу саням перерезает солдатский разъезд.

– Стой, кто таков, чего везешь, – и так далее.

Мужик отвечает осипшим невнятным голосом:

– Видать, тиф у нас, вишь, сгорает. Доктора ищем.

– Откуда едете?

– Издалека мы, не местные, за Тоболом живем, с той стороны.

– Документ какой есть?

– Есть, как не быть, – достает из-за пазухи документы, отдает солдатам. Те вертят их по-всякому.

– Жена, говоришь? – кивают на княжну.

– Как есть жена моя родная, Настасья Николавна Егорычева. Егорычевы мы. Из тобольских мещан. Там в бумаге все и расписано. Только плоха она, без памяти третий день, не признает никого. Боюсь, не довезу. Ты пропусти нас, служивый, нам к доктору скорей.

Солдаты, издали поглядывая на закутанную княжну, опасаются подходить поближе – как бы не заразиться. Возвращают мужику документы.

– Езжай, коли так. Отсюдова прямо, а там за церковью поворот направо, а где дохтор живет, сам увидишь. Там по нынешнему времени целый лазарет. Женку-то, небось, жалко? Молодая?

Другой солдат подхватывает разговор:

– Ништо, отойдет. Бабы, я тебе скажу, это такая тварь живучая, навроде кошки. Им чего ни делай – все одно вывернутся.

* * *

Мужик легонько трогает коня, сани набирают скорость. Отъехав немного, оборачивается назад к саням:

– Ну, с Богом, Настасья Николаевна… Егорычева.

Часть II Европа

В кабинете Дзержинского

Простой и светлый, в два окна, кабинет Дзержинского. На столе – неизменная лампа под зеленым абажуром, в подстаканнике недопитый стакан крепкого чаю с плавающим кружком лимона. Поверх бумаг небрежно брошены прочитанные и несколько смятые газеты «Известия», «Правда», «Труд». В «Правде» на первой полосе бросается в глаза крупный заголовок «Ответим красным террором на злодейское покушение на товарища Ленина!»

Дзержинский сидит за столом, а на подоконнике свободно, по-свойски устроился человек в ладной офицерской гимнастерке без погон, перепоясанный портупеей. В руке у него не какая-нибудь самокрутка, а хорошая сигарета в янтарном мундштуке. С наслаждением он курит, выпуская дым в форточку. Чувствуется, что они давно знакомы с хозяином кабинета и отлично понимают друг друга.

Тот, что у окна, продолжая разговор, выпускает дым, не глядя на Дзержинского: