Анастасия. Вся нежность века (сборник)

Егорычев поднимается и уходит вслед за капитаном. Они идут в конец зала, где раздваивается широкая лестница на галерею. Анастасия провожает их глазами, и заметно, что она любуется Егорычевым, который в строгом черном фраке смотрится даже эффектнее своего молодого подтянутого спутника в парадном мундире с аксельбантами. Некоторые дамы, сидящие поближе, тоже невольно заглядываются на Егорычева.

* * *

Наверху, где нет сервированных столов, но много козеток и диванов всевозможных цветов на высоких подставках, капитан подводит его к одному из кабинетов, с дверью, прикрытой драпировкой. Капитан немного отодвигает плотную портьеру, щелкает каблуками перед кем-то, находящимся в комнате, и пропускает Егорычева, а сам остается снаружи.

И тут мы замечаем, что в нескольких метрах от загадочной двери, как всегда, привалившись к стене, с независимым и скучающим видом стоит Васяня. На нем клетчатый кургузый пиджачишко, мятый топорщащийся галстук и несвежий платок, выставленный из нагрудного кармана. Он явно не вписывается в общую благопристойную атмосферу, но Васяню это нисколько не смущает.

Капитан, заметив Васяню, видимо, посчитал, что такую ничтожную фигуру нельзя принимать всерьез, и начинает спокойно прохаживаться возле охраняемой двери. Васяня не трогается с места, достает свой платок, внимательно рассматривает его со всех сторон и принимается ковыряться в носу.

* * *

– Ваше императорское величество, вы желали видеть… – по-военному щелкает каблуками Егорычев.

– Да, да, я посылала за вами, – торопливо прерывает его императрица. – Видите ли… – Она несколько медлит, не зная, с чего начать. – Мне сообщили, что ваша жена, как бы это лучше сказать…

– Немного не в себе, ваше величество? – приходит он на помощь.

– Что-то в этом роде. Будто она выдает себя за мою внучку, Анастасию, – царица цепким оценивающим взглядом рассматривает Егорычева.

– Весьма сожалею, что вас напрасно ввели в заблуждение, ваше величество. Будьте снисходительны к ней. Ей столько пришлось пережить, пока мы выбрались из России. Настасья Николаевна сильно болела. Ее нервы расстроены. Возможно, и теперь она не до конца оправилась, но, думаю, со временем все пройдет и уладится. Она так молода… Мне бы не хотелось, чтобы это небольшое недоразумение получило огласку. В наше время далеко не безопасно даже здесь, в Париже, пусть даже в некотором расстройстве нервов, называться великой княжной. Надеюсь, вы это понимаете… (Оба очень внимательно и откровенно смотрят друг другу в глаза.) Весьма сожалею, ваше величество, что наши семейные обстоятельства доставили вам беспокойство.

– В том нет вашей вины. Как вы сказали вас зовут, князь?

– Простите, я так неловок, что сразу не представился: Алексей Петрович Егорычев, негоциант из Сибири. Здесь, в Париже, занимаюсь по биржевой части…

– Вот как? Разве вы не служили в гвардии? Мне показалось, что я знала вашу матушку когда-то – эти глаза, рисунок губ. Вы так похожи… У меня хорошая память на такие лица, – откровенно провоцирует его Мария Федоровна, бесцеремонно разглядывая в лорнет.

– Разумеется, я похож на свою мать. Но знать и помнить мою матушку, мещанку Екатеринбургской губернии, вы вряд ли могли, ваше величество.

– Да, пожалуй, и я могла ошибиться. Наверное, мои годы все-таки дают о себе знать…

Сетования Марии Федоровны на возраст звучат слишком жестко и неубедительно. Однако она принимает желание Егорычева не раскрываться до конца.

– Но покажите мне ее… вашу жену. Там, за колонной, – это она? – Оба подходят к двери, царица отодвигает портьеру, но остается в комнате.

– Да, это Анастасия Николаевна Егорычева, ваше величество.

– Ах, что за блажь выдавать себя за княжну Анастасию! Совершенно же не похожа, совершенно! – почти истерически вскрикивает Мария Федоровна.

– Нисколько не похожа, ваше величество. Я благодарен, что вы с пониманием отнеслись к тому невинному инциденту и не осложняете наше положение.

– И так худа! Уж не больна ли? – прерывающимся шепотом спрашивает царица, отворачивая лицо, чтобы скрыть нечаянные слезы.

– Она быстро поправляется. Скоро будет совсем здорова.

– Но здесь, в Париже, среди всей этой ненадежной публики (царица кивком подбородка обводит зал внизу), разве будет ей спокойно?

– Вы совершенно правы, ваше величество. Завтра утром мы отплываем в Америку. Все уже готово и слажено.

– Как, уже?! – невольно вскрикивает царица. – И в такую даль, в Соединенные Штаты?

– Чем дальше, тем безопаснее для Анастасии Николаевны после всего, что с нею случилось.

– Да, пожалуй. Вы все предусмотрели… – стихающим шепотом, как бы про себя произносит царица. И вдруг резко вскидывает глаза на Егорычева и говорит жестким четким голосом:

– Вы должны понимать, что любая из этих несчастных, что выдают себя за Анастасию, прояви я к ней хоть капельку интереса, будет обречена. Большевики ни перед чем не останавливались там, в Сибири, не остановятся и здесь.

– Будущность Анастасии Николаевны, ее благополучие и безопасность для меня превыше всего, ваше величество.

– Такая преданность – большая редкость в наше время, господин…