А когда война закончилась, недалеко от дачного поселка выстроили бараки для пленных немцев, которые расчищали территорию от спиленных деревьев и оставшихся пней. Таким образом выровняли местность вокруг поселка и засадили маленькими деревьями. Сейчас они уже большие, но все равно лес рядом с дачным поселком зовется «посадкой».
В 1965 году мои родители приобрели дачу в этом поселке. До этой знаменательной покупки дачу мы снимали. Вопросами аренды всегда занимались бабушка и дедушка, с которыми я жила. Так что каждое лето меня вывозили за город.
Причем в самые разные места. Когда была совсем маленькая, несколько лет отдыхали на станции Зеленоградская у каких-то родственников. Потом снимали дом у дедушкиной родни на станции Радищево. Хозяйкой дачи была тетя Настя. Помню, что почти весь ее участок был засажен клубникой, которой меня щедро угощали. Однажды на этой даче я потеряла замечательную черепаху по имени Тихоня, которая жила у меня несколько лет. Эту Тихоню я выпустила погулять на траву, заигралась, а когда вспомнила – ее уже след простыл.
Позже мы несколько лет подряд ездили к бабушкиным родственникам под Дмитров, в деревню Бобылино. Там я по-настоящему узнала, что такое деревенская жизнь. В доме, как полагается, были сени, горница, две маленькие комнатки с ковриками, слониками на комоде, с самодельными половиками и ходиками на стене. На кухне возвышалась русская печь с полатями. В сарае находился роскошный сеновал, на котором мы с деревенскими подругами обожали прыгать и играть. Каждое утро пастух гнал по деревенской улице стадо коров, а днем по ней степенно прогуливались гуси, откладывая в теплую пыль дороги большие яйца. Хозяйками дома и участка, засаженного картошкой, были бабушка Луша, бабушкина двоюродная сестра, и ее дочка, горбатенькая тетя Катя, которая в сельском магазине работала и за продавца, и за кассира, и за директора. Магазин стоял на другой стороне улицы, прямо напротив избы.
Тетя Катя и бабушка Луша закармливали меня домашними ржаными лепешками, испеченными в русской печи, и парным молоком. На лето приезжали внучки бабы Луши и племянница тети Кати красивая девушка Люба. Она была меня постарше на несколько лет, и мне с ней было очень интересно общаться.
А потом была дача Театра сатиры на Зеленоградской. Тогда еще театр имел свою дачу – большую, двухэтажную, на огромном лесистом участке. Несколько лет подряд мы занимали там небольшую комнату и террасу с отдельным выходом. Вокруг жили актерские семьи, было много детей, и я не скучала. Хотя отец был редким гостем – он был очень востребован и занят. Поэтому каждый его приезд был для меня настоящим праздником.
В конце концов родителям надоело снимать чужие дачи для ребенка, и было принято решение купить свою. Выбранная дача раньше принадлежала главному инженеру завода «Серп и молот» Марманштейну. Сам он там появлялся редко, в основном жила супруга – большая любительница садоводства. После ее смерти инженер решил дачу продать. Он почти ничего оттуда не вывез, оставив всю мебель, вещи и даже посуду. Мне очень нравилась эта плетеная мебель и особенно кресло-качалка. А какие красивые цветы, какой сад, какой огород оставила после себя покойная жена Марманштейна!
На грядках росло множество клубники, которой мы первое время объедались. Но все это богатство надо из года в год обрабатывать, чтобы получать урожай. У родителей просто не было на это времени. И мы оставили минимум грядок, чтобы трудиться в охотку и не быть рабами собственной дачи.
Эту дачу папа любил, проводил там все свободное время, которого было немного из-за большой занятости в театре, в кино, на концертах. Он обожал спорт, смотрел спортивные передачи, ходил на хоккейные и футбольные матчи. И держал себя в хорошей форме, следил за фигурой. Поэтому, как только он приезжал на природу, у нас начинался активный отдых. Мы с ним садились на велосипеды и ехали семь километров до водохранилища. Там мы купались и загорали, если было тепло, или просто гуляли по берегу.