Еще в этом общежитии проживали главный бухгалтер театра Нина Васильевна Рыбакова, шофер директора Владимир Кобец и, как вы догадываетесь, мои родители: молодые артисты Анатолий Папанов и Надежда Каратаева. Они занимали небольшую комнатку. В ней умещались шкаф, кресло-кровать, кушетка, покрытая красивым ворсистым ковром, который спускался со стены, стол, этажерка с книгами и замечательный трельяж, на котором стояли разные стеклянные фигурки. Этими безделушками я очень любила играть, когда приезжала к родителям в гости от дедушки и бабушки, у которых жила постоянно. Я была еще маленькая, и меня не с кем было оставлять дома, когда родители работали. А работали они много. Ведь для молодых актеров в театре всегда предостаточно дел. Возвращались они очень поздно.
Мама с папой брали меня к себе нечасто, хотя я очень любила бывать у них. Обитатели общежития не были избалованы общением с детьми, и поэтому, когда я туда приезжала, пользовалась всеобщим вниманием. Меня угощали разными вкусностями, дарили игрушки, приглашали к себе в гости. В моей памяти общежитие осталось как теплый уютный дом.
Там еще была большая кухня со множеством шкафчиков для посуды и столиков для приготовления пищи и несколько газовых плит. На кухне только готовили, а ели в своих комнатах. А шофер директора театра Владимир Кобец даже готовил у себя в комнате на плитке: он не любил, чтобы посторонние заглядывали в его кастрюли.
Чтобы попасть на работу, нужно было спуститься с третьего этажа на первый, пересечь небольшой двор и войти в театр со служебного входа. Но вскоре выяснилось, что рядом с лестницей, по которой надо было спуститься, находилась дверь, выходившая на кухню театрального буфета для сотрудников театра. Чтобы не выходить на улицу, особенно когда было холодно, артисты иногда пользовались этим маленьким удобством. В общежитии родители прожили около пяти лет. И мне кажется, что для них это было счастливое время.
Мое детство
Мне шел третий год, когда мама с папой уехали с Саввинской набережной, и я осталась на попечении маминых родителей. Моя жизнь в этой квартире продолжалась почти до 15 лет. До тех пор, пока бабушка и дедушка не получили отдельную квартиру на Авангардной улице в районе Речного вокзала. Детство мое было счастливым. Родители не бросили меня на руки бабушке-дедушке. Просто они посчитали, что ребенку гораздо лучше быть под присмотром: вовремя накормленным, гуляющем на свежем воздухе, нежели сидеть в пыльных кулисах и ждать окончания репетиции или спектакля.
Была одна попытка отдать меня в детский сад, но, проходив туда несколько дней, я наотрез отказалась от такого «удовольствия».
Мне нравилось бегать по длинному коридору, сидеть на кухне на лавочке, когда бабушка готовила обед. А еще больше доставляло удовольствие наблюдать, как ругались соседи: дело иногда доходило чуть ли не до драки. Тогда бабушка срочно выпроваживала меня с кухни, а я тихонечко открывала дверь и слушала крики и ор соседок – ждала, чем закончится свара. Нравилось ходить с бабушкой в магазин и покупать сочную розовую докторскую колбасу, которую я тогда очень любила; вкуснейшую сырковую массу с изюмом или цукатами, которая лежала на витрине в огромных лотках; красную и черную икру, продававшуюся вразвес, в то время не очень дорогую.
А еще я любила я ходить с бабушкой и в баню, потому что в доме не было ни горячей воды, ни ванны, ни душа. Поход в баню занимал полдня. Это была целая акция. Долго собирали чистое белье, полотенца, банные принадлежности. Все укладывали в большую сумку, брали большой эмалированный таз и шли. Таз нужен был для меня, так как бабушка брезговала банными шайками и не хотела сажать в них ребенка. Редко когда удавалось попасть в баню без очереди: иногда приходилось отстаивать часа по два. Ведь во всех близлежащих домах отсутствовали элементарные удобства. Бабушка сажала меня, еще совсем маленькую, в таз, давала игрушки, которыми я развлекалась, пока бабушка мылась сама. А потом она мыла меня. Я обожала банные дни, потому что после мытья мне в буфете покупали стакан газированной воды с сиропом за три копейки, а иногда даже два. Домой возвращались разморенные, усталые, но довольные.