Серов знал уже, что курсанту никогда не объявляли накануне о том, что завтра его выпустят в самостоятельный полет. Ожидание этого полета могло бы излишне взволновать курсанта и вызвать нежелательную нервозность. Все же, догадываясь о решении начальства, Серов не спускал глаз с инструктора весь день, приставал к нему с вопросами до того, что вывел Бушева из терпения.
- Послушайте, вы мне надоели, Серов!
- Товарищ инструктор, только один вопрос, разрешите!
- Все узнаете в свое время.
- Один вопрос, за что вы сердитесь на меня? - Серов посмотрел на Бушева жалобно, снизу вверх, хотя был выше его ростом.
Бушев, скрывая улыбку, отвернулся.
- Время спать, Анатолий. Идите! А то ни мне, ни себе не даете покоя. Вам надо хорошенько выспаться.
Ага! Значит, может быть, это и случится завтра!.. Как не понять намека! Да кто его знает! Он всегда это говорит - чтобы сну отдавали положенное время, чтобы утром быть в порядке.
И Серов, никогда не страдая бессонницей, сразу уснул, как только прикоснулся щекой к подушке.
Наступило это завтра. Утро было ясное, розовое, бодрое. Болтавшийся на веревке пузырь, подвязанный к высокому шесту, показывал безветрие.
Бушев приказал Серову приготовиться к полету. Анатолий занял переднюю кабину. Моторист вручную поворачивал винт перед запуском мотора. Бушев сказал:
- Я - за пассажира. Не вмешиваюсь. Ведите полет сами.
Мотор заревел. Ветер поднял легкую пургу травинок и пыли. Анатолий привычно рассчитал предметы, расположенные по сторонам взлета и впереди, поднял руку, прося старта. Взмах флажка. Самолет ринулся вперед, оторвался, стал тянуть вверх. Набрав нужную высоту, Анатолий пошел по кругу. На четвертом развороте он уже заходил на посадку, с сожалением думая о том, что на земле ждут очереди другие курсанты, а ему в этот день едва ли удастся полетать.
Потеряв высоту, выровнял машину, подвел ее прямо к посадочному знаку и безукоризненно посадил. Взялся за ремень, чтобы отстегнуться.
- Не отстегивайтесь. Сейчас полетите один.
- Есть лететь одному, - ответил машинально Анатолий, но тотчас с недоверием оглянулся: правильно ли понял инструктора? Не шутит ли тот?
Бушев выпрыгнул из кабины. Туда положили мешок с песком. У Серова сердце забилось. Инструктор подошел к нему, стараясь перекричать рев невыключенного мотора:
- Высота четыреста метров. Полет по кругу. После третьего разворота убирайте газ. Правильно, как со мной, рассчитайте потерю высоты. Выбирать из угла начинайте плавно, с семи-восьми метров. Заканчивайте выравнивание на три четверти метра от земли, сажайте легко на три точки у "Т". Повторите.
Серов повторил.
Бушев кивнул ему головой и отбежал в сторону. Анатолий поднял руку, прося старт. Дежурный быстро взмахнул флажком. И снова самолет устремился вперед, оторвался от земли и стал набирать высоту.
Серов все еще не верил и не решался оглянуться на кабину инструктора.
А на земле курсанты и командиры напряженно следили за первым самостоятельным полетом в этом году. Самолет шел плавно. Невольно смотрели в сторону Бушева: здесь ли он, не улетел ли вместе со своим птенцом?
Серов, сделав первый разворот по кругу, не удержался и посмотрел назад. Уж больно послушна машина. Не тут ли милый Вася?
На месте инструктора мирно покоился мешок с песком - "за пассажира". Значит, Серов один на один с машиной! Один!
И теперь, уверенно ведя самолет по заданному курсу, он вдруг запел песню своего озорного детства:
Гулял по Уралу Чапаев-герой,
Он соколом рвался с полками на бой...
Вот бы перекувырнуться в воздухе, покрутить самолет! Теоретически он изучил фигуры пилотажа и не сомневался, что мог бы кое-что сделать сам. Победило чувство дисциплины. Нарушить приказ - значит надолго лишиться права на самостоятельные полеты и опять мотаться с инструктором, повторяя азы - по прямой, по кругу, по прямой, по кругу!..
Четвертый разворот, заход на посадку. Серов весь подобрался: ошибешься - поправить некому. Только бы не подломать шасси, не перевернуться на земле, да и не скозлить бы, вот был бы позор!
Сжав губы, четко выбирая и отдавая ручку, следя за землей, Анатолий приземляется так, как приземлялся только что с инструктором. И сразу видит поднятую руку дежурного по старту: летите во второй полет. Дал газ, снова взлетел.
Во втором полете он спокойнее. Пустили во второй полет, значит, все идет как надо. Серов смотрит на приборы. Старые летчики в шутку называют приборную доску иконостасом. Сейчас Анатолию кажется, будто приборы глядят на него строго, как, может быть, святые глядели с икон на того древнего Серова-стрельца, который сделал себе крылья из голубиных перьев. Ты, мол, делай по-нашему, озорник, не то мы тебя!.. Анатолий смешливо подмигнул, потянул носом, встряхнул головой: хо-ро-шо! Он чувствовал начинающуюся близость с машиной, радовался ощущению своей власти над аппаратом. Мастерство владения этой прекрасной штукой только рождалось в нем. От него зависело довести это мастерство до совершенства.