Почти сразу после замены тренера сборной начались матчи восьмого чемпионата СССР. Он продолжался недолго, всего 54 дня, завершился 21 января 1954 года и вновь — четвертый раз подряд! — стал неудачным для тарасовского ЦДСА. В трех чемпионатах армейский клуб проигрывал ВВС даже тогда, когда не играл Бобров. На сей раз Тарасова, который впервые не выступал в роли играющего тренера, опередил Чернышев с «Динамо». И это несмотря на то, что в ЦДСА из расформированного летом 1953 года ВВС перешли такие хоккеисты, как Григорий Мкртчян, Николай Пучков, Александр Виноградов, Павел Жибуртович, Евгений Бабич, Виктор Шувалов и, наконец, Всеволод Бобров. Все они той же весной в составе сборной СССР стали чемпионами мира.
Спустя 17 лет после победы в Стокгольме Всеволод Бобров в книге «Рыцари спорта» без всяких на то оснований обвинил Анатолия Тарасова в малодушии и отсутствии патриотизма. «История щепетильна, — писал он. — Она не терпит фальши и неправды. Она требует безусловной точности в оценке действия каждого из людей. Анатолий Владимирович Тарасов не очень верил в ту пору в команду и без Боброва, и с Бобровым. В Стокгольме он был представителем Всесоюзного комитета по делам физкультуры и спорта. Именно он накануне матча с канадцами заявил: “Надо ‘сплавить’ матч. У канадцев нам ни за что не выиграть. Надо беречь силы для переигровки со шведами. Надо постараться выиграть хотя бы звание чемпиона Европы”… Единственным человеком, который от начала и до конца занимал непоколебимую, мужественную и решительную линию, был старший тренер нашей сборной, заслуженный мастер спорта, ныне заслуженный тренер СССР Аркадий Иванович Чернышев». (Турнирная ситуация в Стокгольме складывалась таким образом, что перед последним матчем с канадцами сборная СССР уступала им одно очко и в случае поражения должна была провести дополнительную встречу со шведами за второе место на чемпионате мира и за первое в первенстве Европы.)
Анатолий Салуцкий опросил в свое время большую группу людей, имевших в Стокгольме отношение к команде. Никто из них не смог припомнить, чтобы Тарасов говорил кому-нибудь нечто подобное. Разговоры на эту тему велись, но никто не слышал, чтобы Тарасов предлагал «сплавить» матч с канадцами. На желательность «сбережения сил» вроде бы намекал возглавлявший советскую делегацию Борис Мякиньков, и делал это он, будто бы ссылаясь на Тарасова. Но сам Мякиньков этого не подтвердил и сказал, что «Тарасов вовсе тут был ни при чем: к сборной команде его не допускали». Возглавлявший тогда сборную Аркадий Иванович Чернышев, на которого ссылается журналист Лев Лебедев, рассказывал, что «руководитель нашей делегации предложил провести срочное совещание. Идею он (то есть не Тарасов, а именно руководитель делегации! —
В Стокгольм Тарасов был командирован по линии Спорткомитета. Но к советской делегации он действительно не имел никакого отношения, был сам по себе, все время проводил на катке — на тренировках всех без исключения команд и на матчах. Его блокноты распухали от записей, которые он систематизировал перед сном. Не был он и консультантом сборной. Лишь два-три раза он принял участие в тренировках команды, для того чтобы поддержать вратаря Пучкова. «Я привык к Тарасову, — рассказывал Пучков, — а здесь оказался без него. Причем накануне такого крупного события. И тогда Анатолий Владимирович проявил инициативу. Подошел к Аркадию Ивановичу и спросил: “Можно я с ним немного поработаю?” И это не только для меня было важным психологическим фактором. И для других ребят-армейцев».
Между тем небылицы о мнимом участии Тарасова в «вечернем совете в Филях» множились. Евгений Рубин, например, утверждал, что «перед встречей с Канадой в раздевалке состоялось летучее совещание, на котором, помимо Чернышева, Егорова и Тарасова, был капитан команды Бобров, много позже передавший мне содержание происходившей там дискуссии». Тарасов якобы настаивал на том, что не следует попусту растрачивать энергию на борьбу с канадцами, которых все равно не одолеть; Чернышев и Бобров высказались против тарасовского проекта, Егоров смолчал.
Но Тарасов и в своих-то командах, в тех, которые он тренировал, никогда в подобные «игры» не играл — ни на заре тренерской деятельности, ни в лучшие свои годы. Надо совсем не знать Тарасова, чтобы утверждать, будто он, с детства ненавидевший проигрыши и никогда на сделки не шедший, призывал «заранее смириться с поражением». Или, наоборот, слишком хорошо знать его, а потому и навешивать на него — специально! — гирлянды домыслов.