Анатолий Тарасов. Битва железных тренеров

Глядя на Игоря, не скажешь, что это хоккеист. Не то что щупл, но и не атлет, не богатырь. Изящен. Мягкое, интеллигентное лицо. К своим 22 годам успел уже закончить педагогический институт в Коломне и подумывает об аспирантуре. Он доброжелателен, покладист, корректен, однако отличается острым критическим умом. В игре сообразителен необыкновенно. Прирожденный диспетчер. Опережает в тактическом мышлении любого соперника на ход или на два. Технически подготовлен великолепно.

Впрочем, для меня достоинства Игоря не были секретом и ранее. Я посмотрел Ларионова в деле, на тренировках, которые проводил сам, прежде чем пригласить его в ЦСКА. Считаю это чрезвычайно важным, ибо, переходя в новую команду, спортсмен во многом решает свою спортивную, да и человеческую судьбу. И всякая ошибка чревата самыми неприятными последствиями как для того коллектива, куда переходит игрок, так и — особенно — для него самого.

Я тщательно проверил возможности Ларионова, ибо вокруг него было множество разных слухов, разговоров и домыслов. Утверждали, что он физически хилый, хотя и техничный игрок, со светлой головой. Что характер у него слабоватый, что сложные задачи ему не по плечу и объема тренировочных занятий, принятых в ЦСКА, он не выдержит.

Я видел, как играет Ларионов в своем клубе, как выступает он на уровне второй сборной. Играл он неплохо, казался игроком перспективным…

Ларионов, безусловно, уже сегодня игрок экстра-класса, умный, тонкий, прекрасно разбирающийся в хоккее. Пройдет немного времени, и зрители будут ходить на него, как ходили когда-то на Анатолия Фирсова или Александра Якушева…»

Вообще, ситуации, когда ученики восстают против своих учителей, в жизни встречаются часто, а в спорте тем более (вспомним хотя бы историю со знаменитым тренером по фигурному катанию Станиславом Жуком и отдельными его учениками). Поэтому конфликт Ларионова с Тихоновым не был каким-то экстраординарным событием. Другое дело, что оно стало достоянием широкой общественности ввиду гласности — политики, провозглашенной в период горбачевской перестройки. До этого все подобные конфликты проходили в тишине кабинетов и не выплескивались наружу. А в конце 80-х писать открытые письма стало модным, чем Ларионов и воспользовался, по всей видимости, подзуживаемый недоброжелателями Тихонова в высших сферах власти (напомним, что в ЦСКА и сборную его назначал лично Брежнев, который уже шесть лет как скончался, а весь его период правления с легкой руки горбачевских идеологов был назван «застойным»). Короче, в этой истории сошлись не только личные интересы Ларионова, который мечтал уехать играть в НХЛ, но и интересы идеологов перестройки, которым было выгодно опорочить еще одного «диктатора», приверженца «тоталитарной советской системы».

О том, какую все-таки роль сыграл Виктор Тихонов в советском хоккее — больше положительную или отрицательную, — существуют разные точки зрения. Приведу на этот счет мнения двух людей из мира спорта — Семена Вайханского и Александра Петрова. Один против Тихонова, другой — за. Итак, вот мнение С. Вайханского: «Календарь в угоду сборной, потворство в создании суперклубов за счет массового «вывоза» игроков из провинции в столицу и, вследствие этого, волюнтаристские решения по сохранению мест в высшей лиге, наконец, отчетность Управления хоккея исключительно по итогам сборной страны, — все это окончательно оформилось в негласную программу только при Тихонове.

А Виктор Васильевич правил сборной целых 15 лет…

В Москве, куда Тихонова, по его же собственным словам, призвали прежде всего, чтобы наладить дисциплину в лучшей команде страны, Виктор Васильевич стал антиподом самому себе. И для решения дисциплинарной проблемы в ЦСКА и сборной не нашел ничего более надежного, кроме тех самых «несчастных» сборов, от которых всеми силами старался откреститься еще в Риге. И только за счет этого нажил себе врагов на всю жизнь, Михайлова и Петрова, например. И раньше времени спровоцировал уход из хоккея Третьяка, который, конечно же, так еще нужен был ему для новых и новых побед. А просил-то Владислав для себя всего ничего — разрешения жить дома.

И авторитет Тихонова, огромный, казалось бы, после бесконечных побед вверенных ему «хоккейных дружин» — клуба и сборной, так и не сработал на благо великой команды ЦСКА, создавшей этот авторитет. Виктор Васильевич превратил его всего-навсего в необузданный авторитаризм.

А едва забрезжило в сознании «задавленных» им людей «зарево свободы», как выдающиеся мастера хоккея побежали от этого тренерского всевластия, как от чумы. Им, прежде всего, хотелось свободного хоккея. Вне тихоновской «казармы», обязывавшей не только жить на сборах, но и непременно побеждать, — всех и всегда, и с самым крупным счетом, что в спорте, вообще-то говоря, просто невозможно и в чем не может быть постоянной необходимости, даже если ставить своей задачей победы во всех чемпионатах мира (как же тогда быть с такой чертой канадского хоккея, как заряженность на победу до самой последней секунды игры? — Ф. Р.)…