Читаем Анатолий Тарасов полностью

В Москве доблестью считается высидеть (да еще кто кого пересидит!) при температуре 120 градусов. В Финляндии давно уже путем исследований, в которых участвовали ученые и врачи, пришли к выводу, что оптимальная для организма температура в парилке — 80-90 градусов, максимум — 100.

Однажды автору этих строк довелось париться в резиденции финского премьер-министра Мауно Койвисто, который, кстати, был затем долгие годы президентом страны. В парилке — два термометра. Один, расположенной в неприметном месте, показывал 90 градусов, другой, на виду, — 120. «Как же так получается?» — поинтересовался я у Койвисто. «Тот, на котором 120, — ответил он, — декоративный. Он предназначен для иностранцев, которые прежде о бане и не слышали. Представьте, возвращаются они в свою страну и с гордостью рассказывают, что сидели в сауне при температуре 120 градусов. Замечательно».

Баня в Финляндии — культ, религия. В стране, число жителей которой едва превышает пять миллионов человек, почти полтора миллиона бань. Их нет только в самолетах и поездах, хотя говорят, что если бы в Финляндии существовали такие же расстояния, как в России, то в поездах дальнего следования обязательно появились бы бани.

Анатолий Владимирович в начале 60-х годов имел честь общаться с Урхо Калева Кекконеном. Более того, он его… парил в бане! Произошло это при удивительных обстоятельствах, самым непосредственным образом связанных с политическими проблемами, возникшими тогда во взаимоотношениях между Советским Союзом и Финляндией. Проблемы эти обозначены в истории как «нотный кризис». СССР, озабоченный проявлениями, как считали в Москве, милитаристских настроений в Западной Германии и пассивной реакцией на это со стороны Хельсинки, заявил о возможном — в соответствии с пунктами, имеющимися в Договоре о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи от 1948 года, — проведении «военных консультаций» с Финляндией. Для переговоров по этому вопросу Никита Хрущев пригласил Кекконена в Новосибирск (что в Финляндии, к слову, было воспринято весьма негативно). Принимали Кекконена в Новосибирске по высшему разряду. Его поселили в комфортабельном гостевом домике, недавно построенном. Домик находился рядом с дачным поселком Сибирского военного округа и тренировочным комплексом местной армейской команды СКА. Президента Финляндии свозили в Академгородок, побывал он в Новосибирском оперном театре на «Щелкунчике». Переговоры, однако, продвигались с большим трудом. Было принято решение на какое-то время прервать их и дать гостям возможность передохнуть. Вариант с охотой отбросили сразу, с лыжной прогулкой — тоже: она могла затянуться до вечера, а в Новосибирске в ту пору не было ни одной освещаемой трассы. И остановились на бане, тем более что гостевой домик находился рядом с баней, построенной для хоккейной команды.

Дипломат Андрей Бакланов, сын тогдашнего командующего Сибирским военным округом генерал-полковника Глеба Бакланова, рассказывает, что Хрущев обратился к его отцу с вопросом: можно ли за короткий период организовать всё «на должном политико-протокольном уровне?» После утвердительного ответа командующего Хрущев попросил продумать, кто бы мог неназойливо помочь президенту Финляндии получить представление об особенностях сибирского варианта банной традиции и поспособствовать появлению хорошего настроения у финского гостя. И командующий округом обратился к находившемуся тогда в Новосибирске Тарасову, который был в то время отставлен из сборной и из ЦСКА и являлся тренером-консультантом местной армейской команды. Бакланов и Тарасов, стоит напомнить, были знакомы, они встречались после войны в Москве, где одно время работал Глеб Владимирович.

«Отец, — рассказывает Андрей Бакланов, — пригласил Анатолия Владимировича к себе и попросил вместе с сотрудниками протокола подготовить мероприятие, дать необходимые ценные указания двум-трем спортсменам, которые могли бы оказать необходимую техническую помощь. Тарасов сразу сказал: “Никто лучше меня самого эту миссию не выполнит”. Условились, что в начале встречи он сам представится Кекконену и, не вдаваясь в подробности, объяснит, что находится в Новосибирске временно по делам хоккейной команды».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее