Анатолий Зверев в воспоминаниях современников

Впервые я увидел Зверева, когда в 1962 году был в гостях у художника Оскара Рабина в Лианозове. Вольготно развалившись на провалившемся диване с видом мэтра, он ставил оценки за рисунки детям Оскара и всем художникам, которые показывали свои опусы. Оценки были плохие. Тройка была высшей наградой. Пятёрки-четвёрки были только для детей, а для Володи Яковлева (он попал под его ценз) достались колы и двойки. Как же он негодовал! Но Зверев был непреклонен. Потом Сапгир читал стихи, а Анатолий Тимофеевич старался продать жене Оскара — Вале свой очередной трактат о живописи.

Уезжал он из лианозовского приветливого барака на джипе, тогда уже опекал Толю Георгий Дионисович Костаки, первый коллекционер в Москве, работник Канадского посольства, так и не успевший сделать (на основе своей коллекции) монографию о художнике. А коллекция у Георгия Дионисовича была самая полная, лучшего периода творчества Зверева…

Видел я Анатолия Тимофеевича и в работе, и в пьянстве, и всегда удивлялся цельности его жизни. Казалось, пьянство — естественное состояние его жизни. Я мучился и проклинал себя после выпитого — он же, улыбаясь, говорил: «Старик, веди себя прилично! Купи бутылку».

За трёшник он писал портрет, а уж если оставляли ночевать, то хозяин дивана получал кучу рисунков. Теперь стараются подороже продать всё, что осталось и досталось от щедрой души художника.

Когда его спрашивали, кто его учитель, он отвечал: «Леонардо да Винчи». И однажды я услышал, как он цитировал трактаты о живописи Леонардо.

Как-то в мастерской художника Немухина я рисовал с него портрет для своей картины «Вакх», а он сделал мой портрет — быстро и довольно точно. Тогда мне показалось, что совсем я не похож на себя. И сказал ему об этом. «Старичок, — подмигнул он, — вырастешь, станешь похожим». Сейчас, глядя на этот набросок, думаю: прав был Анатолий Тимофеевич.

Прошло много лет. Теперь я вижу себя того времени и вспоминаю тот вечер, проведённый со Зверевым.

Конечно, я думаю, прежде всего он был прекрасный рисовальщик. Его графика абстрагирована, экспрессивна и в то же время реалистически точна. Я надеюсь, что когда-нибудь увижу альбом его графики, изданный на Родине.

Русский художник. Русский человек, герой романов Достоевского, с душой апокалипсической, Анатолий Тимофеевич прожил жизнь трудную, но, видно, такую уготовила ему судьба, и принял он эту чашу без уныния.

На смерть Зверева

По выжженной степи электровоза свист.
Путаясь, с проводов взлетает птица,
В мираж врываясь, разрывая полог ситца…
                       *
Так и уходят из привычных мест,
Когда надоедают ваши лица.

Москва. 1986 г. Долгопрудненское кладбище

ВЛАДИМИР ЯКОВЛЕВ «Я его очень любил»

Познакомился я со Зверевым у Костаки в году пятидесятом, не помню точно. В то время я был учеником фотолаборанта в издательстве «Искусство». Сам я тогда ещё не рисовал и мечтал быть искусствоведом.

Привёл меня к Костаки Буткевич. Он знал картины моего деда, приобретал работы разных художников, общался с коллекционерами. Мне очень хотелось посмотреть коллекцию Костаки и в том числе работы Зверева. Когда мы пришли к нему, я увидел, что пол его комнаты был весь застелен Толиными рисунками, но о первом своём впечатлении о них я не помню. Давно это было. Потом я ещё несколько раз видел Зверева у Костаки, на выставках и в других местах.

Однажды мы встретились с ним у кинотеатра «Ударник». У меня были тогда деньги, и я предложил ему вместе пообедать, съесть курочку в «Поплавке». Пришли туда, а нас почему-то не пустили. Сказали, что ничего нет. Помню, что я очень расстроился тогда. Ведь я его очень любил, и мне так хотелось вместе с ним поесть.

Я всегда его очень любил и как художника, и как человека. И он относился ко мне хорошо, как к товарищу. И вообще, он никогда никаких художников не ругал.

За что я люблю его как художника? Трудно сказать. Он удивительно умел передавать движение, а его живопись — это умиление. Во всяком случае, некоторые пейзажи.

Больше всего мне нравились его гуаши — пейзажи, портреты, автопортреты. Я их очень много видел у Костаки. Продавал он ему их задёшево. Особенно запомнился мне один его автопортрет, который я видел у Костаки в 63-м году. Замечательная работа!

Помню, она очень нравилась и Немухину. Потом этот автопортрет был где-то даже опубликован.

Абстрактных картин Зверева я не помню, но во всех его работах есть экспрессионизм. Он экспрессионист во всём. Я слышал, что некоторые сравнивают его с Ван Гогом, кому-то он напоминает Фонвизина, а мне Зверев напоминает только Зверева. Это был очень большой художник, и жить ему было тяжело.