Анатомический театр

У того, кто при жизни был так или иначе связан с колдовством, шансы оставить по себе такого вот призрака были существенно выше прочих — просто потому, что их «тень» была куда плотнее и куда больше наполнена энергией. А учитывая, насколько сильно этот призрак мог воздействовать на осязаемый мир, покойник был не просто связан с колдовством, он был связан Пактом. Большинство подпактных — были они людьми или не очень — после смерти сжигали, во избежание разных, в том числе и таких, как в Академии, неприятностей. И это было первое, что пошло не так: тело не кремировали, а просто закопали. Вторым пошедшим не так событием было то, что тело после закапывания откопали… И у Кайлена не было ни малейших сомнений, что никаким легальным путем труп подпактного покойника попасть в Академию не мог. По этому поводу ему предстоял с профессором Лукачем очень непростой разговор.

Но это позже, сейчас ему предстояло выяснить, кем все-таки покойный был при жизни: человеком или нет. Эти сведения, безусловно, были безмерно нужны и капитану Фаркашу, который там, в коридоре, продолжал старательно делать вид, что его не интересуют штучки и дрючки. От того, чье именно тело оказалось в Академии, зависело, в какую именно глубину задницы угодил Надзор: небольшую, или выдающуюся, как горное ущелье. Потому что, как несложно догадаться, нечеловеку и тело полагалось нечеловеческое. Что не всегда можно было заметить сразу, что часто можно было списать на встречающиеся у людей аномалии развития. И, судя по всему, ничего сенсанционного в трупах покамест не обнаружили, иначе он бы уже знал. Но, тем не менее, какой-нибудь достаточно внимательный студент, а тем более преподаватель, могли в любой момент вдруг заподозрить, что лежащее у них на прозекторском столе тело человеку не принадлежит. Если же покойный был всего лишь подпактным колдуном, головной боли Надзору он мог и вовсе не причинить. Опасность разглашения возникла бы только в том случае, если бы призрак, помимо способности трясти шкафы и поджигать столы, обзавелся еще и способностью говорить вслух — что было куда сложнее; если бы при этом в «тени» сохранилась память о каких-либо подпактных знаниях и если бы «тень» умудрилась их кому-нибудь ляпнуть.

Словом, сведения, которые собирался добыть Кайлен, представляли для Надзора живейший интерес. Кайлену же некоторые подробности биографии покойного были нужны для того, чтобы выяснить его настоящее имя и место его погребения, в которую все расчлененные части трупа предстояло вернуть для его дальнейшего благополучного упокоения. Потому что, разумеется, нелегально добытое тело не фигурировало в Академии под своим настоящим именем. Скорее всего, оно вовсе ни под каким именем здесь не фигурировало. А искать похитителей трупов представлялось куда более затратным делом, чем наведаться в Надзор и в обмен на ценные сведения о том, кем был покойный, узнать, где находится его разоренная могила.

Эти размышления тоже помогали настроиться на нужный лад: Кайлен сейчас ощущал нить, держащую призрака, так ясно, будто она была материально осязаемой, четко ощущал его далекое присутствие — и мог его призвать. Он открыл глаза, достал из кармана бритву, быстро раскрыл ее привычным движением и полоснул себе лезвием по ладони. В этом народные румельские легенды были правы: любая подобная нежить, созданная «тенью», была упырем. Нечто, лишь отдаленно напоминающее прежнее живое существо, жаждало во что бы то ни стало продлить свою не-жизнь, а для этого — вытянуть силы из живого. Или просто сожрать его. И сейчас призрак должен был явиться, почуяв вытекающую из Кайлена с кровью жизненную силу.

Несколько густых капель крови из пореза упали на пол. Пламя свечи задрожало, хотя сквозняка в прозекторской не было. Потом разом выросло втрое и взметнулось вверх. Потом угасло, едва теплясь. А потом на Кайлена метнулось темное пятно, видимое только тем, другим зрением, и со всей силы ударило в круг. И еще раз. И еще раз. Пламя свечи доставало сейчас ему, сидящему на полу, до подбородка, хотя там нечему было так ярко гореть. Призрак метался, врезаясь в невидимую стену то с одной, то с другой стороны — и разглядеть его так было совершенно невозможно.

Кайлен глубоко вздохнул и, вытянув порезанную руку вперед, выставил ее за пределы круга. Ему в запястье тут же впились почти невидимые пальцы. Он со всей силы дернул назад — и обнаружил, что, помимо пореза, на руке теперь красуется еще и пара багровых синяков. Оставили их, однако, вполне человеческие пальцы, и даже без когтей.

— Значит, колдун. Или ведьма, — кивнул Кайлен. Выяснять, был покойный мужчиной или женщиной, таким же способом он совершенно не горел желанием. У Лукача и в Надзоре разузнает оставшиеся подробности.